Пешка

Марина подняла голову насколько смогла. В глазах все плыло. Окружающая ирреальность была вся в серых оттенках и довольно мрачновата. Впереди маячил силуэт в светлой бесформенной одежде. Спина его была широкой и чуть сутуловатой. Силуэт мерно раскачивался из стороны в сторону и вез за собой Марину. Не понятно было мужчина это или женщина – унисекс. Интересная причёска была у него. Густая пышная грива волос до плеч и какие-то загогулины сверху.

–Боже мой, это рога!– ахнула Марина и не в силах больше держать шею в напряжении, плюхнулась на подушку и закрыла глаза.

– У него самые настоящие рога! И везёт меня сам бык загробного мира….ну как его, забыла. Ну этот, Апис. А в той жизни люди думают, что это мифы. А это реальнее, чем сама жизнь. Сейчас доплыву и начнётся допрос с пристрастием. Суд. А если подумать, что я сделала хорошего и много ли успела натворить плохого? Сейчас всю душу наизнанку вытащат. А может по более простому пути пойдут – сердце и перо на чаши весов. Что перевесит? Ну что гадать – все уже сделано, ничего не изменить.

Лодка замедлила свой ход и остановилась. Приоткрыв глаза, Марина увидела, что пространство вокруг стало черно-фиолетового цвета. Голова рогатого склонилась над больной и промычала:

–Приплыли, сама встать сможешь или помочь?

Восприятий было на данный момент более чем достаточно и Маринка снова провалилась в неизвестность.

Очнулась она в тёмном помещении (не улица и не склеп, это точно), на скрипучей, как потом выяснилось, кровати, накрытая чем-то, остро пахнущее хлором. Очень хотелось в туалет. Ну, очень.

–Почему так? Разве души хотят чего-нибудь? Они должны быть самодостаточны и ни в чём не нуждаться. По крайней мере, так описывается в специальной литературе.

В теле ощущалась слабость, в мозгу слабоумие, но, собрав свои инстинкты в комок, Маринка поднялась. Увидев пробивающуюся, еле видную полоску света над полом, она побрела, растопыривая в стороны руки и шаркая босыми ногами в этом направлении по гладкому холодному полу.

–Здесь должна быть дверь, а если она есть, то на ней должна быть ручка,– логично подумалось Марине.– А там что, тоннель? Тьфу, чего я к нему прицепилась.

Но ручка не нашлась, а дверь, после тщетных поисков и нажимов на нее, резко распахнулась наружу и так неожиданно, что больная, не устояв на своих слабых ногах, со всего своего среднего роста и плотного телосложения, рухнула вниз лицом.

Шуму получилось немного. Но было высказано немало, несмотря на свое смутное сознание, и точно не лицеприятного, в адрес двери. Жутко заболел лоб, а из носа закапало. Вытерев нос кулаком, Марина стала подниматься. Сначала подтянулись ноги – согнула коленки, затем заскреблись руки и упёрлись в видавший виды дощатый пол, покрытый коричневой краской. Из одежды на ней была лишь простая жеёлтая рубаха до колен с незамысловатым узорчиком. Оставаться на полу не очень хотелось, ощущался сквозняк. Но надо было встать. И вот такая раскрасавица поползла по длинному, как ей показалось, слабо освещённому коридору. Неожиданно, впереди, возникли чьи-то ноги и засеменили навстречу ползущей.

–Милочка, ты что здесь делаешь? – тихо сверху сказал чужой добрый женский голос.

–Суд уже был? Куда меня определили? Где я буду?

–Какой суд? Если что-то натворила, то спросят после. Целехонькая, здоровёхонькая пойдешь на свой суд. И спросят с тебя по полной программе. А пока будешь ты здесь. У тебя что, черепно-мозговая? Кто же это тебя припечатал? Или сама влезла куда не следует? Вот, что я тебе скажу, дорогуша,– ноги затоптались вокруг больной.– Рано ты, бедолага, на прогулку-то вышла. Тут больница и ночью спать полагается. Совсем ты еще шальная, такие здесь не гуляют. Таких возить полагается,– произнесла этим же голосом сопереживающая.

– Я хочу. Мне очень надо и я сейчас лопну,– промычала Марина.

–А, понятно, приспичило,– перебил её сочувствующий голос.– Давай отведу тебя обратно и всё сделаю что нужно.

Тут же появились чьи-то руки и подтянули Маринку вверх.

–Ох,– с ужасом в голосе воскликнула пожилая, как оказалось, женщина в белом, обладательница неизвестных Марине рук и ног.

Она вгляделась в лицо больной.

–Где это так тебя угораздило, милочка? Лицо для женщины, как хер для мужика. Надо его беречь, даже если смотреть не на что. Погляди, всю рубаху кровью залила, а ведь новая почти. А ты чего тут оказалась? Что-то все молодые какие-то хлипкие стали – вымирает нация,– подряд, без остановки и пауз удручающая картина бесперспективного будущего Марины вырисовывалась из уст пожилой, самой обыкновенной дежурной санитарки. От этого монолога ноги у Маринки стали ватные и подкосились, но её умело подхватили под руки и поволокли обратно в палату.

–Так я в миру? – заплетающимся языком прошептала Марина.

–Да ещё в каком, – прошептал голос над каждым ухом её по несколько раз.

2