Духовная власть настолько выше мирской, насколько небо выше земли, считал Никон. И сумел подняться выше всех прочих. Никогда дотоле не была столь значима на Руси роль патриарха. И после этого ни один патриарх не вознесся так высоко. Алексей Михайлович жаловал угодья, промыслы, леса. На каждый праздник дарил земли. Никон принял титул Великого государя – без его совета царь не предпринимал ни одного важного шага. Никон замещал царя, когда тот оставлял Москву, вникал в важнейшие государственные дела, требовал к докладу бояр, вершил суд и расправу… Может быть, из-за желания Никона стоять вровень с царем Петр Первый вообще отменил патриаршество?
После революции в закрытом Воскресенском монастыре устроили музей. Когда монастырь вернули православной церкви, для музея построили новое здание на противоположном берегу Истры. Так как музей продолжает называться «Новый Иерусалим», то острословы предлагают именовать его – «Новый новый Иерусалим» или «Третий Иерусалим, а четвертому не бывать». Музей под стать месту – он грандиозен, как замыслы Никона. Архитектор Валерий Лукомский сделал проект в модном «зеленом» стиле. Музей частично подземный и похож на естественный огромный холм. Новое здание не должно спорить с исторической доминантой – монастырем на холме. Интересная параллель: именно в XVII веке, когда строился Новый Иерусалим, появились укрепления бастионного типа – крепости стали зарываться в землю. Возле Нового Иерусалима построили крепость-музей.
Вход в музей похож на археологический раскоп: чтобы поддержать эту ассоциацию, в стену вмонтированы изразцы и белокаменные детали, словно мы идем по тоннелю через культурный слой. Ныряем под арку и оказываемся в центре красного кратера, в порфирной чаше, если продолжить археологические ассоциации, из которой через стеклянные двери перетекаем в вестибюль.
Деятельный, неуемный, харизматичный Никон прожил словно бы несколько жизней. Он был крестьянином, сельским священником, затем 16 лет – беломорским монахом-аскетом, приближенным к царю реформатором, патриархом на престоле – шесть лет и оставившим кафедру еще восемь лет, последние 15 лет Никон провел в ссылке. И изучать столь многогранную натуру можно по-разному. Посетить Воскресенский Новоиерусалимский монастырь, прочесть книги по истории раскола, «Житие протопопа Аввакума», а в музее осмотреть личные вещи Никона, культовые и бытовые предметы XVII века. Не пропустите уникальный групповой портрет никоновской эпохи – парсуну «Патриарх Никон с клиром». Других групповых портретов середины XVII века в России не осталось. Облачение, в котором позировал патриарх, сберегалось в монастыре и сейчас находится в музее.
Здесь под землей, словно в погребальном кургане, в специальной кладовой прекрасная коллекция золотых вещей и облачений. Только в курганы попадают лишь сказочные герои, а в музее ждут всех, и вместо заклинаний работает кредитная карта.
Не все из задумок архитектора удалось воплотить. Пока не пускают на смотровую площадку на дерновой крыше комплекса. Доделают – Воскресенский монастырь тоже не сразу построили. Здесь важен размах замысла. Никон построил копию Иерусалима в подмосковных лесах, а музейщики задумали создать модное место не в центре Москвы и даже не на окраине, а в 50 километрах от Кремля. У Никона получилось – он был патриархом, вторым человеком в государстве. И у музея получилось – на берегах Истры в новом подземном комплексе проводят выставки художников мирового уровня, собирающие толпы любителей искусства.
Клин
Расположенный на важнейшей российской дороге между двумя столицами Клин жил путешественниками. В городе работали более ста кузнечных мастерских, по трассе стояли гостиницы и трактиры. Строгие наблюдатели находили в такой жизни минусы: Салтыков-Щедрин сетовал, что крестьянская девушка за лукошко ягоды, проданное на дороге господам, выручит больше, чем ее отец-кузнец за день работы. Но так или иначе дорога развивала придорожные поселения и их жителей. Один раз Клин даже заменил Москву. Во время эпидемии холеры 1771 года Москву закрыли на карантин, поэтому всю почту вместо Москвы везли в Клин на сортировку. Клинскую почтовую экспедицию разместили за городом в отдельной избе. Почта из самой зараженной Москвы разбиралась и перекладывалась в дорожные сундуки только на улице в смоляном дыму сотрудниками в перчатках.