Пески Амона

Мемнон ощутил, как на него навалилась бесконечная тоска и смертельная усталость, однако сознание, что на его плечах лежит судьба безграничной державы, надежда великого монарха и уважение стольких солдат, не позволяло уступить этому чувству.

Он знал, что последние его несгибаемые воины, окопавшиеся в галикарнасском акрополе, сражались до конца, страдая от голода и жажды, и не мог смириться с мыслью, что ничем не сумел помочь им. О, если бы, в самом деле, существовал великий Дедал, отец Икара, мастер, способный дать человеку крылья! Тогда он, Мемнон, ночью полетел бы к своей жене, чтобы доставить ей радость, а потом, еще до рассвета, вернулся бы на свой пост.

Но приказы Великого Царя предписывали иное: ему надлежало отплыть на остров Лесбос и подготовить с него высадку на Эвбее. Первое персидское вторжение за сто пятьдесят лет.

Недавно командующий получил письмо от спартанцев, они выражали готовность вступить в союз с царем Дарием и поставить во главе антимакедонского восстания греческого полководца.

Он вернулся за свой столик и принялся писать.

Мемнон Барсине, нежнейшей супруге: здравствуй!

Твое письмо вызвало во мне прекраснейшие и мучительные воспоминания о часах, проведенных нами вместе в нашем доме в Зелее перед последней разлукой. Ты не можешь себе представить, как больно мне ощущать твое отсутствие. Образ твоей красоты является мне по ночам во сне. Ни одна женщина не покажется мне желанной, пока я не смогу снова обнять тебя.

Мне предстоит последнее усилие, решительное сражение, а потом я смогу отдохнуть со своими сыновьями и в твоих объятиях, пока боги не отнимут у меня жизнь и дыхание.

Поцелуй за меня детей и береги себя.

Он запечатал письмо, думая, как к этому бесчувственному папирусу прикоснутся пальцы Барсины, легкие, как лепестки цветов, и такие же благоуханные. Вздохнув, Мемнон позвал курьера и протянул ему свиток.

— Когда она его получит? — спросил он.

— Скоро, не пройдет и двадцати дней.

— Хорошо. Счастливого пути, и да хранят тебя боги.

— Да хранят они и тебя, командующий Мемнон.

Он смотрел, как курьер садится в шлюпку, потом повернулся к кормовой надстройке и позвал капитана:

— Отчаливаем, капитан. Дай световой сигнал прочим кораблям.

— Уже? Но разве не стоит дождаться рассвета? Будет лучше видно, и…

— Нет. Я хочу, чтобы наше передвижение оставалось в тайне. То, что мы собираемся сделать, имеет чрезвычайную важность. Просигналь также, что я созываю командиров всех боевых частей здесь, на флагманском корабле.

Капитан, грек из Патары, поклонился и отдал соответствующие распоряжения. Чуть погодя к кораблю Мемнона подошли несколько шлюпок, и люди из них поднялись на палубу. Мемнон сидел на месте наварха. Он закутался в синий плащ поверх доспехов. На табурете рядом лежал коринфский глухой вороненый шлем с серебряной родосской звездой.

— Навархи, судьба дает нам последнюю возможность отстоять нашу солдатскую честь и оправдать милость Великого Царя. У нас за спиной больше нет портов, где мы нашли бы убежище, разве что в далеких бухтах Киликии или Финикии, до которых много дней плавания. Так что у нас нет выбора. Мы должны пойти вперед и обрезать корни, из которых наш противник черпает силы. Я получил тайное послание от спартанцев — депешу, намотанную на скитале. Если мы высадимся на континенте, они готовы присоединиться к нам. Поэтому я решил взять курс на Лесбос, а оттуда на Скирос и Эвбею, где нас встретят афинские патриоты, готовые нас поддержать. Я направил послание Демосфену и не сомневаюсь, что ответ будет положительным. Пока это все. Возвращайтесь на свои корабли и приготовьтесь.

Флагманский корабль медленно вышел из порта с зажженными кормовыми огнями, и остальные суда последовали за ним. Ночь была ясная и звездная; кормчий Мемнона уверенной рукой держал руль. На следующий день погода переменилась, и под сильным южным ветром море разбушевалось. Несколько кораблей доложили о повреждениях, и флотилии почти два дня пришлось идти на веслах.

На пятый день они достигли цели и вошли на западный рейд Лесбоса в ожидании, пока непогода уляжется. Мемнон приказал произвести ремонт поврежденных судов. Он послал своих помощников набрать наемников и взять их на борт, сам же тем временем вышел на остров. Остров был действительно очаровательный, и полководец велел показать ему дома поэтессы Сафо и поэта Алкея, жителей Лесбоса.