Пески Калахари

Орлиное гнездо находилось в двух-трех милях отсюда и на сотни футов выше. О'Брайен пошел к нему, огибая утес. Песок — измельченный гранит в смеси с большим количеством слюды — был на удивление мелок. Ноги охотника глубоко погружались в него, и через четверть мили он вынужден был отдохнуть и выпить немного воды. Местность вокруг стала еще более необитаема, чем самые заброшенные уголки каньонов; пустыня сжимала его в своих объятиях и подавляла все чувства, солнце палило без пощады, отвесные скалы были полны немой угрозы.

Но О'Брайен продолжал идти. Он говорил себе, что хочет только точно определить вход в пещеру, а сам останется внизу. Однако пойти туда стоит, даже если он убьет на это остаток дня и всю свою энергию… О'Брайен шел по глубокому песку, поэтому ему потребовалось немало времени, прежде чем он снова увидел и белые пятна птичьего помета на утесе, и громадную птицу, исчезнувшую вдали.

Теперь он ясно понял, что не совсем осознанное намерение добраться до орлиного гнезда больше никогда не придет ему в голову. Нет никакой возможности взобраться по блестящему, как стекло, утесу. Пещера была надежно защищена от любого нападения с земли.

Он подошел к подножью утеса и содрогнулся. Из твердого песка, удобренного орлиным пометом, поднимались какие-то странные неприятные растения. На одной из скал возвышался белый сталагмит помета. Рядом каким-то чудом сумело сохраниться в этой неплодородной почве растение с толстыми листьями. Повсюду были разбросаны кости и мусор, упавший сверху. На песке виднелись следы шакалов и гиен, этих мусорщиков земли, которые не брезговали подбирать объедки. По песку медленно ползали отвратительные белые муравьи. В воздухе висел ядовитый смрад, которым, казалось, пропитались даже скалы. И тем не менее среди помета, гниющих перьев и отбросов теплилась жизнь. Навоз удобрил бесплодную землю, и чужие для нее семена проросли здесь и живут теперь в гордом одиночестве.

О'Брайен повернулся и пошел прочь. В пустыне царило спокойствие, слышалось лишь тихое гудение насекомых. Окружавшая О'Брайена красота природы во всей ее первозданной дикости — остроконечные утесы, громадный черный пик, беспорядочное нагромождение скал, чахлая трава, растущая на жесткой почве среди глубокого песка, — чем-то тронула его душу. Здесь простирались обширные дикие пространства, напоминавшие ему фамильное ранчо в Калифорнии, где он провел первую послевоенную зиму. Оно расположено высоко в горах Сьерры-Невады, где снег выпадал рано и лежал до самой весны. Он провел там четыре месяца почти в полном одиночестве, охотясь на оленей или бродя по заросшим лесом склонам. Однажды О'Брайен увидел там горного льва, прострелил ему голову и принес домой шкуру, чтобы показать ее рабочим. О'Брайен любил снег, тишину и холодный ветер, бьющий в лицо.

После той зимы все изменилось. Он женился, но не на той девушке, которая была нужна ему. Жена невзлюбила его, оказалась жадной и все время изображала из себя святошу. Прошло два ужасных года после женитьбы с драками и примирениями, затем долгая процедура развода, о которой сообщили газеты, разрыв с семьей, с его степенными братьями и спокойными сестрами. Эта ошибка ожесточила и унизила О'Брайена. Он перестал доверять женщинам и стал рассматривать их как какую-то иную породу, готовую уничтожить даже себя во имя роскоши и положения в обществе.

О'Брайен уехал в Южную Америку. Он надеялся, что там, в диких местах, в постоянном перемещении с места на место ему удастся изгладить из памяти все свои невзгоды. Однако он быстро устал от чересчур темпераментных латино-американцев и возвратился в Штаты. Делать здесь ему было нечего. Работать он отказался, считая всякую трудовую деятельность абсурдом для сына миллионера. Политика раздражала его. Он не верил в демократию, не выносил компромиссов, да и сам не пользовался популярностью. Скука в конце концов привела его в Нью-Йорк и вовлекла в различные биржевые спекуляции. О'Брайен стал вести бурную жизнь. Он содержал двух любовниц, которые не знали друг друга, занимался всякими подозрительными делами. Обман и мошенничество не вызывали у него отвращения. Он просто не придавал сомнительным махинациям серьезного значения. О'Брайен не понимал бедности, а богатство не производило на него впечатления. Азарт борьбы, купля и продажа акций на владение далекими от него и скучными предприятиями воспринимались им просто как какая-то игра взрослых людей. Выигрывать было несложно. Сначала следовало убедиться в выигрыше, затем исключить риск и случайность — и удача обеспечена. О'Брайен имел состояние и был человеком смелым, а его компаньоны — связи, знали все лазейки-и законные комбинации. Он делал деньги, развлекаясь.