Пески Марса. [Перевод (полный) Н.И. Яньков]

Гибсону показалось, что на него наваливается все большее разочарование. До Земли две тысячи километров, кругом — звезды, а он пьет сладенький чай (подумать только — чай!) в комнате, похожей на приемную дантиста. Окон не было — вероятно, для того, чтобы зрелище быстро вращающихся небес не действовало на психику пациента. Оставалось рыться в грудах старых журналов, а это было нелегко, потому что журналы оказались сверхлегкие, напечатанные на папиросной бумаге. К счастью, он нашел номер «Кормчего» со своим рассказом, таким старым, что он сам забыл конец, и потому неплохо провел время, дожидаясь врача. 

— Сейчас мы пойдем в камеру невесомости. Просто следуй за мной и не удивляйся ничему, что будет происходить. — С этим загадочным замечанием врач вывел Гибсона в широкий, ярко освещенный коридор, который изгибался вверх в обоих направлениях, и вправо и влево, от того места, где они находились. У Гибсона не было времени исследовать это явление, потому что доктор открыл в стене напротив дверь и начал подниматься по металлической лестнице. Гибсон машинально прошел за ним несколько шагов, но посмотрел вперед, остановился и вскрикнул от удивления.

Прямо под его ногами уклон лестницы составлял разумные сорок пять градусов, но он быстро становился все круче, пока всего в дюжине метров впереди ступени не начали подниматься вертикально. После этого — и это было зрелище, которое могло бы нервировать любого, кто столкнулся бы с ним в первый раз — увеличение уклона безжалостно продолжалось, пока ступени не начали нависать и наконец не исчезли из виду выше и позади него. Услышав его восклицание, доктор обернулся и ободряюще рассмеялся. 

— Ты не должен всегда верить своим глазам, — сказал он. — Пойдем — это просто.

Гибсон неохотно последовал за ним, и в этот момент он осознал, что происходят две очень странные вещи. Во-первых, он постепенно становился легче; во-вторых, несмотря на очевидную крутизну лестницы, уклон под его ногами оставался постоянным — сорок пять градусов. Само вертикальное направление медленно наклонялось по мере того, как он продвигался вперед, Гибсону не потребовалось много времени, чтобы найти этому объяснение. Кажущаяся гравитация была вызвана центробежной силой, создававшейся при вращении станции вокруг своей оси, и по мере приближения к центру эта сила уменьшалась до нуля. Сама лестница извивалась в направлении к оси по какой-то спирали — когда-то он знал ее математическое название, — так что, несмотря на радиальное гравитационное поле, уклон под ногами оставался постоянным. Это была та вещь, к которой люди, живущие на космических станциях, должны были привыкнуть достаточно быстро; вероятно, когда они вернутся на Землю, вид обычной лестницы будет вызывать у них опасение[2].

В конце лестницы уже не было никакого реального ощущения «верх» или «низ». —  Они находились в длинном цилиндрическом помещении, кроме натянутых веревок в нем ничего не было, в дальнем конце через иллюминатор пробивался луч солнечного света. Пока Гибсон наблюдал, луч неуклонно двигался по металлическим стенам, словно луч ищущего прожектора, на мгновение пропал, а затем снова вспыхнул из другого окна. Впервые чувства Гибсона подсказали ему, что станция действительно вращается вокруг своей оси, и он приблизительно рассчитал время вращения, отметив, сколько времени потребовалось лучу, чтобы вернуться в исходное положение. «День» этого маленького искусственного мира длился меньше десяти секунд[3]; этого было достаточно, чтобы создать ощущение нормальной гравитации в жилых помещениях.

Гибсон чувствовал себя пауком в своей паутине, когда следовал за доктором рука об руку по направляющим канатам, без всяких усилий перемещаясь по воздуху. Они добрались до иллюминатора. Это цилиндрическое помещение  располагалось вдоль оси станции, далеко от ее оборудования и аппаратуры и отсюда был почти неограниченный обзор звезд. 

— Я оставлю тебя здесь на некоторое время. Здесь есть на что посмотреть, и все должно быть все хорошо. А если нет — что ж, не забывай, что у подножия этой лестницы есть нормальная гравитация!

Да, — подумал Гибсон, — и, в этом случае, возвращение на Землю на следующей ракете. — Но нет, не бывать этому.

Понять, что вращается Станция, а не Солнце и звезды, было совершенно невозможно. Приходилось просто верить. Звезды неслись так быстро, что удавалось ясно различить только самые яркие: а Солнце, когда Гибсон разрешил себе взглянуть на него, золотой кометой пронеслось мимо. Сейчас нетрудно было понять, почему люди так долго не хотели верить, что вертится Земля, а не прочный свод небес.