Пески Офира (СИ)

— Тебе надо выбрать сторону, Трисс. И чем раньше ты это сделаешь, тем меньше друзей потеряешь. Большая игра всегда требует жертв. Невозможно удовлетворять свои амбиции и не запачкаться кровью. Ты можешь быть такой же благородной, как Геральт, но тогда прими тот факт, что ты подчиняешься ударам судьбы, а не вершишь свою историю. Иначе займись исследованиями и не суйся в политику.

— Это предупреждение или приказание? — холодно поинтересовалась чародейка.

— Это совет неравнодушного друга. Я вижу, как тебя разрывает между тем, что ты считаешь правильным, и тем, что тебе нашептывают остальные чародейки.

Трисс решительно завернула ткань и протянула сверток обратно принцу.

— Прости, но я не могу принять ни твой подарок, ни твое предложение.

Она не стала задерживаться возле Ардэшира и вскоре покинула его новый кабинет. Пока Трисс уходила от принца и шептала про себя как мантру «Что было между нами, то быльем поросло», столицу раздирали интриги и противоречия.

Однако на дворец Искандера наконец-то снизошел мир и покой. Едва только стемнело, как стайка наложниц высыпала наружу и окружила своим вниманием и Лютика, и великого визиря.

Внутренний сад дворца, куда недавно телепортировался ведьмак вместе со своими спутниками, сейчас выглядел очень уютно. Сотни горящих факелов освещали разбросанные по траве лежаки и подушки. Низенькие столики, усыпанные яствами. Разные принадлежности для курения табака и кувшины с розовой водой.

Девушки соревновались друг с другом и пускали бумажные фонарики с обрыва. Маленькие плавающие огонечки быстро растворялись в стремительно наступавшей черноте. Другие наложницы зажигательно танцевали в центре сада, перебирая босыми ногами по мягкой траве. Лютик даже залюбовался изящными щиколотками офирок и множеством браслетов, навешанных на них.

Он сидел перед Искандером, одурманенный вином напополам с розовой жидкостью, обнимал одновременно трех женщин и шептал каждой из них на ухо всякие непристойности. Сам визирь был тих и задумчив. По его приказанию и слуги, и наложницы вели себя так, будто ничего не случилось. Однако все в Искандере: в позе, в движении головы — явно указывало на ту перемену, которая произошла в его душе. Он не замечал своей любимой фаворитки. Очень нарядной и совсем юной наложницы, которая все не решалась коснуться его или заговорить. Просто сидел, смотрел вдаль и курил трубку. Выпуская ароматный белый дым.

— Где Геральт? — осторожно поинтересовался бард.

— У чародейки.

— Ёбушки-воробушки, — выругался Лютик и сразу перестал обнимать наложниц, вьющихся вокруг него.

— Каждый волен проводить последнюю ночь в Офире так, как пожелает, — философски заметил Искандер.

— Но почему с ней, после всего, что она сделала. Я бы бежал от неё как можно дальше, впрочем, зачем я спрашиваю, если и сам знаю ответ.

— А, так Геральт тебе рассказал.

На губах Искандера появилась понимающая улыбка.

— Конечно рассказал. Я ведь его друг. Если бы не я, довели бы его эти бабы.

— Молодо-зелено, — лениво отозвался визирь. — Вот когда созреешь до сильной привязанности к кому-то, тогда и посмотрим, как быстро ты совладаешь с этими бабами.

Лютик гордо ответил:

— Это бабы должны совладать со мной, а не я с ними. Я как стих. Прочитать может каждый, но не все поймут.

Искандер засмеялся и выпустил новую струю дыма.

— Боль от того, что она сделала, уже прокралась в его сердце. Я так понял это уже не в первый раз.

— Не в первый, — разочаровано вздохнул бард. — С ним всегда так, падок он на зачарованные сиськи. На бумаге вроде как две бабы, две чародейки, а по факту ни одной.

Чувствуя, что трезвеет об одном только упоминании о ведьмаке, Лютик налил себе еще розовой воды и с досады опустошил бокал одним залпом.

========== Сирень и крыжовник ==========

В новом 1261 году маскарад в Вызиме удался на славу.

Отмечали Имбаэлк. Праздник, позаимствованный из эльфийского календаря. Разгар зимы, после которого холод обычно шел на спад, а ночи становились более короткими.

Внутри дворца Фольтеста в Темерии сейчас яблоку было негде упасть. Кавалеры и дамы в ярких костюмах не спеша прохаживались по душным залам. В своих пестрых украшенных перьями масках они казались похожими на друг друга. Они ни на секунду не умолкали, разнося по кругу одни и те же сплетни, или с восторгом разбрасывали конфетти.

Йеннифер из Венгерберга оставалась в стороне от безудержной какофонии и веселья и производила впечатление абсолютно незаинтересованной особы на этом празднике жизни. Одета она была очень изящно: в черное бархатное платье, расширяющееся прямо от талии, и накидку с белыми рукавами-буфами, на которую магическим образом не попала ни одна блестка с маскарада. Вырез затянутого шелком лифа открывал лебединую шею и кожу, бледную, гладкую, словно наэлектризованную, но был недостаточно глубоким, чтобы одеяние чародейки казалось безвкусным и пошлым. Бриллианты осыпали запястья и пальцы Йеннифер, сдерживая в строгой прическе буйство крутых черных локонов. Бархотка с обсидиановой звездой неизменно облегала шею чародейки. А маска, в тон ее платью, была небрежно отброшена на столик.