Пески Палестины

— Выполняй, — кивнул тот. — Брось якорь, но стой рядом. Возможно, придется рубить канат.

Джеймс перевел. Жюль сделал как было велено. Матросы скинули за борт тяжеленную двурогую дуру с деревянной поперечиной‑штоком, капитан застыл возле натянувшегося каната, положив руку на эфес меча. Этот широкий кривой клинок — пиратский трофей — годился и для абордажной схватки, и для разрубания корабельных снастей.

— Гаврила, Дмитрий, Збыслав, ко мне. — Пока подруливал патрульный катер, Бурцев отдавал последние распоряжения. — Если начнется драка — прыгаете к Хранителям в лодку и валите всех подряд, чтоб никто даже пискнуть не успел. Бурангул, дядька Адам, возьмите луки, встаньте на корме — прикроете в случае чего. Сема, Халлибулла — на нос. Вы — иноземные купцы. Зафрахтовали венецианское судно. Ясно? Раздувайте щеки, лопочите что угодно, главное, чтоб непонятно было. Джеймс, пока Жюль дежурит у якоря, ты у нас за капитана.

Венеция тебе знакома, так что на слове немцы тебя не поймают. Освальд, присмотри за трюмом — там королева. Если кто полезет… В общем, знаешь, что делать. Только без шума.

Фашистам бросили два каната. С борта, обращенного к морю, не к порту. Маленькая хитрость: так массивный корпус когга полностью закрывал катерок от любопытных глаз.

Крепкими морскими узлами эсэсовцы привязали брошенные концы к своей посудине. Два судна в одной связке терлись теперь друг о друга. Хорошо — абордажные крючья не понадобятся.

Взбираться на высокобортный когг фашистам тоже пришлось с помощью веревок. Начищенные сапоги скользили по мокрой обшивке. Мундиры пачкались о просмоленное дерево. Фрицы ругались. Наверное, им самим осточертели все эти бессмысленные проверки. Но — служба… Ее гитлеровцы несли исправно.

На палубу поднялись два автоматчика. Один, судя по нашивкам, сержант‑шарфюрер. Другой — рядовой. Крепкие ребята. И вымуштрованные. Оба лезли на корабль, забросив «шмайсеры» за спину. Но едва нога коснулась палубы, оружие снова было в руках.

Немецкий десант перебрался на когг ловко, даже не потревожив щитов, закрывавших простреленный борт. Может, пронесет?

Фрицы обратили угрюмые лица к Бурцеву. С ним они перекрикивались при сближении и его же принимали за главного.

Заговорил тот, что с сержантскими нашивками:

— Чей корабль?

— Венецианский, — Бурцев указал на флаг со львом.

Немцы и бровью не повели. Союзникам тут поблажек не полагалось.

— Что за азиаты на борту?

Шарфюрер неприязненно глянул на Сыма Цзяна и Бурангула. Покосился на Хабибуллу.

— Нас нанял китайский купец со своим слугой, — выкручивался Бурцев. — И сарацин этот. Он тоже купец, партнер и проводник. А также знаток местных рынков, цен и обычаев…

— Что везете? — перебил сержант.

— Товар из Китая. Тюки с шелком.

— Хм, через Европу? Через Венецию?

— Так выгоднее, уважаемый. Новый шелковый путь недавно открылся — не слыхали? Половину товара мы выгодно продали в Италии. Половину привезли сюда.

— Половину? Что‑то осадка у вашего корабля такая, будто вы все свое добро в Венеции распродали.

— Так шелк — он ведь не тяжелый совсем. А у нас, окромя него, и нет ничего боле. Но зато шелк лучший из лучших! Невесомый, как воздух, на ощупь нежный, как кожа юной девы… — Бурцев расхваливал несуществующий товар, заговаривал зубы.

— Хватит паясничать. Позови купцов, — приказал эсэсовец.

Бурцев позвал.

Сыма Цзян подошел — важный и приветливый одновременно. Хабибулла следовал за ним. Напряженный, насторожённый.

Глава 15

— Куда направляется корабль? — сержант продолжал допрос. Смотрел на «купцов», а говорил Бурцеву: — Переведи, что я спросил.

Бурцев обратился к попутчикам по‑татарски, благо язык степняков понимали оба:

— Ну‑ка, ребята, покажите этому немцу, что такое восточный базар.

Китаец и араб показали. Затараторили одновременно на двух языках, замахали руками, забрызгали слюной.

Немец сплюнул, рявкнул:

— Молча‑а‑ать!

Снова повернулся к Бурцеву:

— Где товар?

Дело все же стойко пахло керосином!

— В трюме, где ж ему еще быть‑то. Сержант обернулся к подчиненному:

— Проверь. Все обшарь как следует. Короткий кивок. Автоматчик побежал к трюму.

Исполнительный и шустрый типчик. М‑да, похоже, номер не прошел. Будет драка. Ой, бу‑у‑удет!

Бурцев тоже кивнул. Освальду, стоявшему у люка наготове. Начинать заваруху предстоит добжиньскому рыцарю. Пан Освальд осклабился, предвкушая кровавую потеху.

Освальд откинул крышку трюмового люка, с деланным радушием пропустил немца вперед. Шагнул следом. Придерживая меч на поясе…

— Сколько миль вы прошли? Каким курсом следовали? — сержант вновь обращался к Бурцеву.

— Сколько миль? Каким курсом? Э‑э‑э…

Он заставил себя оторвать взгляд от распахнутого люка.

— Ты капитан или кто? — немец грозно сдвинул брови. Ткнул Бурцева «шмайсером» в грудь. А бо‑о‑ольно!

— Это мой помощник и толмач, — выступил вперед Джеймс. — Капитан — я. Что вас интересует, синьор?

Брави смотрел прямо, безбоязно и немного насмешливо. Это, наверное, не очень понравилось шарфюреру СС.

— Для начала твое имя, капитан.