Песнь Бернадетте. Черная месса

Отпуск! Великолепное альпийское лето в Сен-Жиле. Леонид и Амелия еще молоды, не так давно поженились. Они живут в восхитительной маленькой гостинице на берегу озера. Сегодня договорились с друзьями о пикнике в горах. Через несколько минут к пристани прямо перед гостиницей причалит пароходик, на котором они доплывут до исходной точки намеченной прогулки. Холл гостиницы похож на большую комнату в крестьянском доме. Сквозь зарешеченное, затененное лозами дикого винограда окно густыми текучими каплями меда пробивается солнечный свет. В комнате темно. Но это темнота, впитывающая свет, – она слепит глаза. Леонид входит в швейцарскую и просит свою почту. Три письма, среди них – то, написанное строгими прямыми буквами, бледно-синими чернилами. Леонид чувствует, что за ним стоит Амелия. Она доверчиво кладет руку ему на плечо. Она спрашивает, нет ли чего-нибудь для нее. Он сам не понимает, как ему удается незаметно положить письмо Веры в карман. Помогает окрашенный в цвет амбры сумрак. К счастью, появляются друзья, которых они ждали. Весело поздоровавшись, Леонид незаметно скрывается. У него есть еще пять минут, чтобы прочесть письмо. Он не читает, вертит в руках конверт, не распечатывая. Вера написала ему после трех лет полного молчания. После того, как он поступил со своей любимой на редкость подло и пошло. Прежде всего – низкая трусливая ложь: он скрыл от нее, что женат уже три года. Потом – наглый обман, прощание у окна вагона. «До свидания, жизнь моя! Еще две недели – и ты будешь со мной!» С этими словами он просто исчез и забыл о существовании Веры Вормзер. Если такая женщина пишет ему сейчас, она это делает после страшной борьбы с собой. Значит, это письмо – отчаянный крик о помощи. И что самое скверное? Вера написала письмо здесь. Она в Сен-Жиле. На обратной стороне конверта написано об этом совершенно ясно. Она живет в пансионе на другом берегу озера. Леонид уже вытаскивает перочинный нож, чтобы разрезать конверт, – забавная и предательская педантичность! Но он не открывает лезвие ножа. Если он прочтет письмо, если убедится в том, что́ угадывает, – тогда ему не будет пути назад. Несколько секунд он обдумывает возможность и форму покаяния. Но какой бог потребует от него, чтобы своей молодой жене, Амелии Парадини, страстно его любящей, вышедшей за него замуж на удивление всему свету, – чтобы этому восхитительному созданию он признался в том, что уже через год после свадьбы коварно ее обманул? Этим он только разрушит собственное существование и жизнь Амелии и ничем не поможет Вере. Растерянный, стоит он в узкой комнате, а секунды бегут. Ему дурно от своего страха и низости. В его руке легкое письмо наливается тяжестью. Бумага конверта очень тонка. Неясно просвечивают строчки письма. Он пытается их рассмотреть. Тщетно. Шмель жужжит в открытом окошке; Леонид ловит его, пойман вместе с ним. Его охватывают одиночество, грусть, чувство вины и внезапно – сильный гнев на Веру. Она должна была все понять. Краткое безумное счастье по воле случая, благодаря обману. Он, как античный бог в обличье земного существа, снизошел к дитяти человеческому. В этом было благородство, красота. Казалось, Вера с этим смирилась, он был уверен. Что с ней произошло? Она не давала о себе знать три года после его отъезда – ни строчкой, ни словом, ни через посредника. Все было понятно, все встало на свои места. Такое приятие неизбежного он считал ее заслугой. И вдруг это письмо! Лишь по счастливой случайности оно не попало в руки Амелии. И не только письмо. Вера сама здесь, преследует его на этом горном озере, где в июле собирается весь свет. Как это пошло! Леонид думает со злостью: Вера – всего лишь «умная израэлитка». Каких бы высот эти люди ни достигали, в конце концов у них что-то не ладится. Преимущественно – не хватает такта, этого тонкого искусства не причинять ближним своим душевных неудобств. Почему, например, его друг и сокурсник, завещавший ему великолепный фрак, застрелился в соседней комнате, в восемь часов вечера, когда все дома? Разве он не мог сделать это в другом месте или в то время, когда Леонида не было поблизости? Но нет! Всякий поступок, даже самый отчаянный, нужно подчеркнуть и поставить в жирные кавычки. Всегда слишком много или слишком мало! Доказательство – столь характерный недостаток такта. Ужасно бестактно со стороны Веры – приехать в июле в Сен-Жиль, где Леонид проведет с Амелией две недели своего тяжелым трудом заработанного отпуска, о чем она, Вера, конечно, знала. Предположим, он встретит ее на пароходике – что ему тогда делать? Ясно, что он будет делать: не узнает Веру, не поздоровается с ней, будет беззаботно смотреть мимо нее и, не моргнув глазом, весело разговаривать с Амелией и друзьями. Но как дорого ему это обойдется! Это будет стоить ему нервов и самообладания на целую неделю короткого отпуска. Пропадет аппетит. Будут отравлены последующие дни. Придется срочно выдумать для Амелии убедительную причину уехать завтра днем из восхитительного Сен-Жиля. Но куда бы они ни отправились – в Тироль, на Лидо, к Северному морю, – повсюду его будет преследовать возможность, о которой он не решается думать.