Песнь Кали

Кришна мотнул головой, и я оглянулся. К нам подходил хозяин с седой щетиной. Незаметно для меня огромное помещение невероятным образом опустело. На всех остальных столах были расставлены неуклюжие стулья. Вентиляторы остановили свое медленное вращение. Я посмотрел на часы. Было одиннадцать тридцать пять.

Владелец заведения – если это был он – что-то пробурчал Кришне и Муктанандаджи. Кришна устало махнул рукой, и старик повторил фразу уже громче, раздраженнее.

– В чем дело? – снова спросил я.

– Он должен закрывать,– проквакал Кришна.– Он платит за электричество.

Я посмотрел на несколько еще горящих тусклых лампочек и чуть не расхохотался.

– Мы можем закончить завтра,– сказал Кришна. Муктанандаджи, сняв очки, устало потирал глаза.

– К черту,– возразил я.

Я перебрал несколько индийских купюр, лежавших в моем кармане, и подал старику бумажку в двадцать рупий. Он остался стоять, бормоча что-то про себя. Я дал ему еще десять рупий. Он поскреб свою щетину и шаркающей походкой направился к стойке. Сумма, с которой я расстался, составляла меньше трех долларов.

– Продолжайте,– велел я.

«Санджай не сомневался, что до полуночи нам удастся найти два трупа. Ведь это в конце концов Калькутта.

Утром по пути в центр города мы спросили у перевозчиков мертвых животных, не приходилось ли им когда-нибудь перевозить в своих грузовичках тела людей. Нет, ответили они, для этого городская муниципальная корпорация нанимает других людей – бедняков, но людей из касты. Они выходят по утрам на улицы и подбирают тела, неизменно разбросанные по тротуарам. Но это делалось только в деловой и центральной частях города. В более отдаленных районах, в кварталах больших трущоб, тела оставляли семьям и псам.

– А куда свозят тела, собранные в центре? – спросил Санджай.

– В морг Сассун,– ответили ему.

В половине одиннадцатого утра, позавтракав лепешками на Майдане, мы с Санджаем пришли в морг Сассун.

Морг занимал первый и два подвальных этажа в одном из зданий в старом английском квартале города. Ступени у входа все еще охраняли каменные львы, но дверь была заперта и забита досками. Ею явно не пользовались уже много лет. Для всех надобностей служил черный ход, к которому то и дело подъезжали грузовики.

Помещение было переполнено. Закрытые простынями тела лежали на тележках в коридорах и даже перед служебными помещениями. Стоял очень сильный запах. Это меня удивило.

Человек в белой форменной одежде, с блокнотом в руках, вышел из комнаты, улыбнулся и спросил:

– Чем могу помочь?

Я не знал что ответить, но Санджай заговорил сразу же, причем довольно убедительно:

– Мы из Варанаси. Приехали в Калькутту, потому что двое наших родственников, к несчастью лишившихся земли в Западной Бенгалии, недавно перебрались в город, чтобы найти работу. Как ни печально, но, по всей видимости, они заболели и умерли на улице, так и не найдя приличной работы. Жена моего бедного двоюродного брата написала нам об этом, прежде чем сама вернулась к своей семье в Тамил-Наду. Эта шлюха даже не попыталась отыскать тело мужа. Теперь приехали мы, хоть это и дорого обошлось, чтобы отвезти их в Варанаси для достойного сожжения.

– А,– смотритель скривился.– У этих проклятых южанок нет ни малейшего представления о приличиях. Животные.

Я согласно кивнул. Все так просто!

– Мужчина или женщина? Старый, молодой или ребенок? – спросил служитель морга утомленным голосом.

– Извините?

– Другой родственник. Я догадываюсь, что уехавшая жена была замужем за мужчиной, но какого пола другой родственник? А каков возраст каждого из них? И еще: в какой день их могли подобрать? Прежде всего – какого пола?

– Мужчина,– ответил Санджай.

– Женщина,– в один голос с ним произнес я. Служитель остановился по дороге в другое помещение. Санджай окинул меня испепеляющим взглядом.

– Прошу прощения,– ровным тоном сказал Санджай.– Конечно же, Камила, несчастная двоюродная сестра Джайяпракеша, женщина. У меня в мыслях только мой собственный брат, Самар. Я и Джайяпракеш не кровные родственники.

– Ага,– произнес служитель, но прищурился, переводя взгляд с меня на Санджая.– А вы, случайно, не студенты университета?

– Нет,– улыбнулся Санджай.– Я работаю в ковровой лавке у отца в Варанаси. Джайяпракеш помогает своему дяде по крестьянской части. Я имею некоторое образование. Джайяпракеш нигде не учился. А почему вы спросили?

– Просто так, просто так,– сказал служитель.

Он посмотрел на меня, и я испугался, как бы он не услышал стук моего сердца.

– Иногда случается,– пояснил он,– что студенты-медики из нашего университета… м-м-м… теряют своих возлюбленных на улице. Сюда, пожалуйста.

Просторные и сырые подвальные помещения охлаждались кондиционерами. Вода струилась по стенам и полу. На каталках и столах лежали обнаженные трупы. В их размещении не было никакого порядка, за исключением грубого деления по возрасту и полу. Детское помещение, которое мы миновали, было переполнено.

Датой смерти наших родственников Санджай назвал день неделей раньше и добавил, что нашему брату Самару было, кажется, за сорок.