Песнь кинжала и флейты

Кто-то ведь должен знать, что случилось? Было ли такое уже где-то ещё и как потом, удалось ли найти исчезнувших? Не набирают ли поисковый отряд, может, она бы туда и записалась, чтобы попытаться отыскать брата. Следовало без истерик здраво посмотреть на ситуацию и на самом деле хоть на пару часов взять себя в руки. Она была жива, и это даже для Вира было сейчас самое главное. Теперь требовалась самая малость – просто взять и во всём разобраться.

Бум-бом-бам!

Путь к площади выдался без особых приключений. Всё те же лестницы, всё те же дома, всё те же клумбы. Закручивающиеся вокруг палочек, деталей крылец и протянутых к стенам верёвок тонкие стебельки белых вьюнков и нежно-синей ипомеи. Пчёлы и бабочки в воздухе, стайки щебечущих птиц у фонтанов. Она не знала, который час, но ведь прекрасно понимала, чувствовала нутром, что провалилась в тревожные сны уже под утро и проспала очень долго.

Естественно, ещё до полудня, небось, было какое-то собрание, попытки что-то сообщить горожанам от лица властей, как-то всех успокоить. Кругом жители уже были в курсе последних известий, а она только спешно шла, будто её одну там, на площади, кто-то станет дожидаться… Может, хотя бы вывесили какие-то указы и объявления для вот таких, кто всё прозевал… Но расспросить встречных она попросту не решалась.

Немало прохожих, но все на неё пялятся и перешёптываются. Точнее даже не на неё саму, а на её уши. А для воровки самым ужасным было вот так оказаться вдруг в самом центре внимания. Хотелось аж вернуться домой и найти какую-нибудь шляпу, вот только Ди прекрасно знала, что головных уборов в доме нет. Даже оставшихся от мамы: та шляп никогда не носила.

Разве что что-нибудь зимнее, но если выйти в таком солнечным днём, внимания будет ещё больше. И уж точно неглупый люд сразу поймёт, что под шапкой она прячет острые уши. Мысли о какой-нибудь пышной причёске она тоже прогоняла. Ей волосами чаще занимался Вир, чем она сама. Ей даже ровно и симметрично хвостики заплести в детстве не удавалось, о чём уж говорить сейчас.

И ей очень сильно его не хватало. Ди в последние годы только и металась душевно между выпирающей независимостью, стараясь стать более самостоятельной, и нуждой в постоянном внимании и заботе от старшего брата, как это было всегда. Будто и хотелось иногда вот так, чтобы он куда-то ускакал на пару дней, перестав её опекать, но в то же время хотелось, чтобы он, когда был нужен, всегда возвращался и подставил мужественное плечо под её слабости.

Но плакать опять было нельзя. Даже если тело где-то там скопило за время сна и отдыха ещё солёной жидкости в слёзные каналы, пополнив казавшийся вчера бездонным резервуар её фиолетовых материнских глаз. Виру вот достались отцовские, зелёные, и она всегда ему завидовала. Потому что зелёные – это как у кошки, это здорово, ей нравились эти грациозные бесшумные животные, тоже любившие втихаря что-нибудь стащить из вкусненького и отправиться гордо восвояси. А вот кошачьих с сиреневым взором она никогда не встречала.

Мысль взять с улицы кота или даже котёнка довольно серьёзным стержнем пронзала сейчас её разум. Питомец был бы прекрасным другом и поддержкой, помогал бы от стресса, мурчал, свернувшись калачиком. Жить хотя бы с кем-то, но не одной, выглядело очень хорошим вариантом.

Пока Диана высматривала по пути каких-нибудь дремлющих пушистых кандидатов в свои новые домашние любимцы, вокруг раздался столь оглушительный треск и рокочущий чудовищный грохот, что казалось, разверзлось само небо, окрасившись инфернальным огнём. Облака над головой обратились клубами безудержного пламени, а мир кругом будто раскалывался и обугливался в преддверии неминуемого конца.

Кто был на улицах, хватались за голову, приседали и затыкали уши. Мощнейший порыв ураганного ветра срывал головные уборы и даже детали одежды. С шипением и перепуганными звериными голосами своры бродячих кошек бежали прочь в поисках укрытия в сторону центра, рыночной площади и Парка Нерид.

Стёкла в домах дребезжали и трескались, некоторые даже взрывались осколками, угрожая ранить рядом стоящих. Родители накрывали сжавшихся детей своими телами, с ужасом глядя куда-то ввысь, на источник всего этого апокалипсического рокота.

Кто-то боялся провалиться, ведь даже по некоторым мостовым прошли трещины. Дрожали деревья между домами и растущие в парках. Иногда порывы сносили даже плохо закреплённую черепицу с некоторых крыш, срывали бельё, вывешенное на сушку, легко уносили всякие тряпки, пустые мешки, разбрасывая по городу пустые плетёные корзины и различный мусор.

А там, в вышине прямоугольной башни колокольни, на крошащейся в пыль её многогранной остроконечной крыше, скребя городскую постройку, восседал громадный чёрный дракон, лязгая колоссальной неистовой пастью и извергая столпы пламени, застилающие своей бурей небеса.