Удивительно, что она вообще держится на ногах, — за эти дни, проведенные в бесконечной беготне, она смертельно устала, да еще эта беременность… Или опухоль? По правде говоря, она не знала, как правильно называть нечто, еще не заметное под платьем, но уже растущее в ней. Она прогнала от себя эти мысли, и тут ей пришло в голову, что именно нервное напряжение давало ей силы бороться с трудностями. Надолго ли ее хватит? Стоило ей этой ночью погрузиться в сон, как перед мысленным взором замелькали картины — странные, приводящие в замешательство. Она увидела себя, изнемогающую от желания, в объятиях Ангеррана. Через мгновение перед ней появился во главе банды грабителей Матье с ужасным шрамом возле правого глаза, хладнокровно всаживающий нож в живот какого-то торговца. Альгонда внезапно проснулась. Она дрожала от ужаса. Пусть это будет просто ночной кошмар! Но ужасы продолжали блуждать в ночной темноте вокруг нее. Картинки сменяли одна другую, как будто все это и правда происходило с ней. Вот она увидела незнакомца со смуглой кожей на Филиппине, потом мальчика, тело которого до самых глаз было покрыто волосами такого насыщенного голубого цвета, что, казалось, это отражается само небо. Потом вокруг мальчика забурлил поток крови и унес его. Вместо него появились тучи — кривляющиеся, странной формы… Они следовали по пятам за всадницей, юной девушкой с колчаном стрел на спине, несущейся галопом к странного вида горам, похожим на нагроможденные друг на друга конусы с плоскими вершинами. У подножия гор стоял мужчина в белой тунике и с золотой короной на голове. И вот снова Матье, дерущийся с Ангерраном, но совсем не так, как в детстве. Мечи их перекрещиваются под стального цвета небом, лица обоих искажены ненавистью. Потом снова какой-то мужчина, стоящий у ворот замка. Де Люирье, лейтенант Филибера де Монтуазона, тянет за волосы двух коленопреклоненных женщин, у которых руки связаны за спиной. Филиппина и… Если бы Альгонда не знала, что эта женщина мертва, она бы могла поклясться, что видит мать девушки, Жанну де Коммье, портрет которой до сей поры висел над камином в комнате их милостей. Прямо перед ними — пригорок в голубоватом свете. Потом — ничего. Черная дыра, как если бы все эти видения утонули в ней, растаяли во мраке. Как если бы сам дьявол вдруг закрыл Альгонде доступ к ним.
Она не знала, что и думать.
А в это время Матье, не обращая внимания на окружавшую их толпу, шептал ей на ушко бесконечные «я тебя люблю». С каким бы удовольствием она взяла его за руку и утащила в лес, чтобы ощутить его в себе, утешиться его поцелуями, его объятиями, убедить себя, что эти видения — всего лишь искривленные отражения ее фантазий, страха перед завтрашним днем, мыслей о яде, и что ничего из увиденного, каким бы реальным оно ни казалось, просто не может случиться в жизни. Ей не нужно будущее, полное крови и ненависти. Она хотела любить своего Матье и однажды сказать ему, как Сидония сегодня, что она любит его всем сердцем и душой, берет в супруги и будет ему верна, пока смерть не разлучит их.
Священник благословил брачующихся, запели певчие. Альгонда подхватила припев. Рядом Матье беззастенчиво перевирал слова и мелодию. Скоро к нему стали поворачиваться недовольные, и парню пришлось замолчать.
— А я старался, думал заслужить благосклонность кюре… — Он усмехнулся, склоняясь к возлюбленной.
— Замолчишь ты или нет, нехристь? — не выдержала Жерсанда.
Он моментально опустил голову. Альгонда тоже — чтобы не встретиться взглядом с гарпией, которая бросала злобные взгляды в их сторону.
Марта не пела. Отметив это, Альгонда помрачнела: «Издав один-единственный звук, гарпия может сделать тебя своей рабыней. Если видишь, что ноздри ее как бы прилипли к носовой перегородке, быстро закрывай руками уши и убегай», — так напутствовала Альгонду Мелюзина, когда та уходила из крипты.