Песнь крысолова

С рождения живущая в любящей семье. Не знавшая иной жизни. И от этого более совершенная в моих глазах. Она была оригиналом, а я жалкой копией, сделанной в стране с дешевой рабочей силой. В некотором роде так оно и было: бюджетное массовое производство не только на товары потребления распространяется.

«Скучаешь по настоящему дому?»

Я хранила тишину.

«В нашей мусорке примерно так же. Можешь садиться в нее в любое время!»

Джокер спрашивал, откуда в детях зло. Приносит ли его ветер или же оно изначально в нас? Что, если не бывает безгрешных детей? Но есть самоконтроль, воспитание, социальная среда. Вот настоящие регуляторы зла.

Биргит, наверное, не была злой. Просто глупой, а ее родители – расистами, принадлежащими к прослойке консервативных бюргеров. Она постоянно подходила ко мне с такими вопросами под хохот подружек на заднем плане, наблюдавших за нашим взаимодействием.

Она спрашивала и сама отвечала. Но однажды сказала непростительную вещь.

«Знаешь, почему ты тут, Санда? Потому что твоя семья тебя пожалела. Жалеют тех, у кого ни фига нет. У твоей матери никогда не будет своих детей, ее жалеют другие. Он взяла тебя, чтобы быть как все!»

Удивительно, сколько точных, недетских мыслей высказала одна безмозглая девочка. До них она не могла сама додуматься.

Но Сюзанну оскорблять было нельзя. Я могла позволить Биргит измываться над собой сколько ей влезет, но не над человеком, который вложил в меня столько сил и надежд. У моего удочерения мог быть миллион подтекстов, и мне не хотелось их читать. Моя приемная мать была заранее за все прощена. Я старалась быть хорошим плацебо для нее, потому что многое понимала через ее молчание, чрезмерную заботу и выражение глаз.

Я укусила Биргит в район плеча. Это был бросок без переходов. Просто вцепилась в нее, а челюсть сомкнулась сама. Очень быстро рот наполнился кровью, затем вкусом плоти, от которой начало тошнить, но зубы разжимать было нельзя. Ни в коем случае.

Нас растаскивали двое учителей, причем оба мужчины. Биргит ревела и брыкалась, а я могла вывихнуть себе челюсть, если бы не отцепилась. Наконец нас растащили. Мой подбородок был залит ее кровью, и я еще долго отплевывалась. Биргит отправили к врачу.

Меня чуть позже тоже, но к другому. К детскому психиатру.

Этот случай разбил Эдлерам сердце. В глубине души они всегда боялись, что из меня полезут чудовища.