Когда рабочий день подошел к концу (ей до сих пор было интересно, кто из свиты Белой Невесты определяет часы их смены), к швеям залетел очередной дух зимы. Сольвейг поняла это по холодку на щеке, по ярким вспышкам, что пробежали по шкурке огненных саламандр от головы к хвосту – кажется, так ящерки выражали свое негодование. Она отложила недошитое платье и, подхватив скрипку, поднялась.
На человеческом – не снежном и не прозрачном – бледном лице горели льдистые глаза. Они казались Сольвейг смутно знакомыми, что никак не могло быть правдой. Как может быть знаком и узнаваем равнодушный, мертвый лед?
Сердце от волнения билось где-то в горле, пока она вслед за молчаливым духом зимы шла к своей комнате. Внутрь дочь Хозяина Зимы зашла вместе с ней.
– Искала тебя. Долго искала.
«И впрямь Льдинка», – ахнула Сольвейг.
Она торопливо открыла окно, чтобы впустить свежий воздух – и снег. Сыграла на скрипке короткую Песню, сложив из снежинок слово «почему». Понять по лицу пересмешницы, удивлена ли та увиденным, Сольвейг не смогла. Вплетала ли она в музыку силу сирены, играя при Льдинке?
– Ты мне… имя дала. Научила…
«Чему?» – снегом и мелодией недоуменно вывела Сольвейг.
– Быть человеком, – ответила Льдинка. Тут же поправилась: – Хотеть им быть. Узнавать.
Она все так же меняла маски, чтобы озвучить фразу до конца. Сольвейг все так же заворожено наблюдала за чередой человеческих лиц на теле ветра.
– Не сразу догадалась… что приведут сюда. Почувствовала силу... знакомую. А там – не ты.
Она была рядом с сиренами, поняла Сольвейг. «На них морок, верно?»
Льдинка неохотно кивнула. На фразу: «Можешь его снять?» покачала головой. Сольвейг с досадой вздохнула. Разочарование перелилось в раздражение – языки пламени, что разгоралось внутри с каждой открытой тайной. И имя этому костру было «гнев».
– Почему ты не рассказала мне про сирен? Что их держат здесь, в Полярной Звезде?
– Не знала. Шла за тобой… Спрашивала. Странной называют.
«Твои сестры держат моих, как рабынь и манипулируют их сознанием!»
– Сестры… не правы. Но они спасли. Без них… смерть. Но спасение… ненадолго.
Сольвейг поморщилась. Вот бы Льдинка умела говорить так же складно, как метелицы! Не пришлось бы выискивать запрятанный в ее обрывистых фразах смысл.
Видя, что она не понимает, пересмешница старательно подбирала слова. Долгий их разговор был странным. Говоря с Сольвейг десятками голосов, дух зимы разбрасывала ледяные бусины слов по полу. Сирена трепетно их собирала и, нанизывая на нить повествования, плела летопись минувших событий, словно ожерелье. Так она узнала о смертной девушке, в которую влюбился Хозяин Зимы. Запертый Фениксом в недрах Крамарка, умирающий от скуки в своей темнице, он наблюдал за миром глазами своих ветреных детей.
Аврора была дочерью лесоруба и вместе с отцом часто выбиралась в лес. В один из таких дней ее и увидел Хозяин Зимы.
И хоть пурга-пересмешница не сумела отыскать нужные слова среди украденных у людей голосов и ограничилась фразой «Она была… другая», Сольвейг отчего-то представляла Аврору очень живо, будто и правда знала ее. В глазах возлюбленной Хозяина Зимы была зелень ельника, светлые волосы вились непослушными кудрями, карминовые губы были пухлыми, а лицо – озорным. Она много смеялась, чем покорила сердце Хозяина Зимы. Двери людских домов с их знаками-оберегами были для него закрыты, пространство за городскими стенами скрыто от его глаз, а потому и музыку он никогда не слышал. А Аврора, гуляя по лесу, часто напевала, словно общаясь с миром зверей и птиц. С тем, который оберегал ее отец и она оберегала.
Как не влюбиться в ту, что была такой живой, искренней и настоящей? Ему, мертвому, ледяному, заточенному в холодной земляной темнице?
Сольвейг так замечталась, переплетая историю Льдинки с собственной фантазией, что едва не прослушала ту ее часть, в которой Хозяин Зимы похитил Аврору призрачными руками своих детей-ветров.
Дух острова, воплощение ледяной стихии, он не мог человеком стать – это противоречило законам вселенной. Но его смертная возлюбленная духом стать… могла.
Дочери и сыновья Хозяина Зимы вытянули из Авроры все тепло по капле. Обнаженную душу обернули в шелка из диких ветров, призрачное тело укутали в снежные меха. Так дочь лесоруба стала Белой Невестой. Королевой ветров, вместе со своим нареченным супругом повелевающей духами зимы.
«Белая Невеста была человеком?!» – изумленно вывела снежинками в воздухе Сольвейг.
– Она забыла об этом. Память о прошлом… подернулась ледком. Воспоминания… застыли. Но когда-то помнила… и ярилась. Хозяин Зимы… забрал ее. У отца. У мира. Но вырваться… уже не могла. Себя… теряла.
С тех пор домом Авроры, что прежде делила крохотную лачугу с отцом, стал Крамарк. Все его леса и пустоши, и снежные равнины, и навсегда замерзшие озерца. Но хоть Белая Невеста и казалась свободной, она лишь исполняла волю Хозяина Зимы. Вместе со своей свитой и его драгоценными ледяными созданиями, она распространяла силу Хозяина Зимы по всему острову. Отвоевывала пространство Фениксова моря, гася силу самого Феникса.