Песнь ледяной сирены (СИ)

Аларика и скрипачка. Пылкая страсть и хрустальная нежность. Огонь и лед.

Аларика с ее скрытой яростной силой, что способна вскружить голову, лишить покоя и сна. Она – алая роза с острыми шипами. Скрипачка – словно нераспустившийся цветок льдисса. Нежная, хрупкая, но способная противостоять жестокому холоду.

Когда они с Нильсом вышли за пределы городских стен, к истоку ведущей в Таккану дороги, Эскилль попросил:

– Сможешь призвать снежногрива?

Рожденные в вечных снегах Крамарка скакуны порой на его зов не откликались. В детстве он часто сокрушался, наблюдая, как, красуясь, торжественно гарцуют по округе его ровесники. Отец заметил его огорчение, объяснил: гордые снежногривы часто обходят стороной огненных серафимов, предпочитая им людей без Пламени под кожей. Эскилль не скрывал, что считает подобный порядок вещей несправедливым, но какой смысл стенать, если его все равно не изменить? У природы свои законы и правила, и им, простым смертным, их никогда не понять.

Вызванный Нильсом скакун оказался особенно норовистым – стоило Эскиллю подойти ближе, как он с фырканьем отскакивал назад. Стоял, потряхивая снежной гривой, и неодобрительно косился на чужака с Пламенем внутри. Оседлаешь такого – того и гляди, и вовсе сбросит со спины.

Эскилль начал смутно припоминать, отчего вот уже несколько лет не ездит на снежногривах.

– Сани? – не растерявшись, оживленно предложил Нильс.

Подобная роскошь им обойдется недешево, но ничего не поделаешь. Эскилль нанял сани, в которые запрягли тройку снежногривов. Они все же, как ему показалось, недовольно пофыркивали, но расстояние примирило их с заключенным в хрупкую телесную оболочку огнем.

Нильс вольготно расположился в мехах, которыми были устелены изнутри сани. Эскилль сидел рядом, собранный и настороженный, готовый в любое мгновение взять Пламя под уздцы. Находиться среди льда и камня ему было куда спокойнее.

Скрип снега под полозьями, бьющий в лицо стылый ветер, приглушенный топот копыт по свежевыпавшему снегу… Они держали путь к заброшенной деревушке на севере от Атриви-Норд. Восемь лет назад на Таккану напала орда Хладных. Вся деревня была уничтожена – до последнего старика и самого маленького ребенка. С тех пор Таккана так и оставалась заброшенной, а легенды о населяющих ее призраках облетел весь Крамарк. Никто не пожелал жить там, где однажды произошла кровавая бойня, что унесла жизни почти сотни людей.

Кроме Ингебьерг.

Эскилль представить не мог, каково ее жилось там – среди гнетущей атмосферы боли и смерти, среди повисших в воздухе воспоминаний, окрашенных в алый цвет. Ведь она, как избранница духов, не могла не видеть, не чувствовать…

Припорошенные инеем ветки деревьев тянулись к небу, среди серых туч тускло сверкало солнце. Исчадия льда в отдалении от Ледяного Венца, в снежных пустошах, затерянных между оживленными городами, и впрямь не беспокоили путников. Однажды Эскиллю почудилось чье-то призрачное лицо, полускрытое капюшоном из снежных хлопьев. Может, мимо пролетал один из духов зимы. Может, это был безымянный дикий ветер, взметнувший прикосновением снег. А может, на снежном полотне танцевала Белая Невеста – забывшись в танце, позволила себе на мгновение показаться смертному на глаза.

Эскилль не знал, чего ждать от этой поездки, но он был наслышан о колдовском мастерстве Ингебьерг.

И позволил себе оставить место для надежды.

Глава двадцать третья. Зеленоглазая дочь лесоруба

Делать вид, что ничего необычного не происходит, было непросто.

Сольвейг говорила с Дагни и Хильдой, складывая летающие вокруг нее снежинки в слова. Такой причудливый способ общения вызывал на лице девчушки с косами редкую для нее улыбку. Хильда же, напротив, все время была натянута, как струна. Теперь, когда Сольвейг знала про околдованных сирен, у нее было немало причины осторожничать. Обычных людей свита Белой Невесты не боялась, но сила сирены в ледяной башне им не нужна. Сольвейг догадывалась, что ее ждет, если духи зимы узнают: немота не мешает ее дару воплощаться. А чтобы понять, как вызволить Летту и остальных сирен, ей нужно ясное, не замутненное мороком, сознание.

Поэтому, несмотря на соблазн, к разговору со швеями с помощью скрипки и заколдованных снежинок Сольвейг прибегала так редко, как только могла.

Вечером она собиралась снова спуститься вниз. Неважно, насколько это опасно. Если Летта там, она должна ее освободить. Если ее нет… она должна освободить своих соплеменниц. Жаль только, четкого плана у нее не было.

Можно было попытаться разбить магией скрипки ледяную преграду стен… Но освобождать сирен таким образом, сжигая за собой мосты, стоило только с уверенностью, что они последуют за Сольвейг, а она точно сможет выбраться из Полярной Звезды. Да и тогда духам зимы ничего не мешает пуститься за беглянками в погоню…

«Летта остановит их. И Фрейдис тоже», – подумала Сольвейг. А после мрачно: «Если они, конечно, там».