Песнь ледяной сирены (СИ)

Она упрямо взялась за скрипку. В ее воображении ноты оседали в воздухе снежной пыльцой, холодным туманом… ледяным бисером, что горошинами рассыпан по полу. Она не училась ничего новому – лишь вела дар от своего сердца в мир иными тропами. Непривычный к воплощению через мелодию скрипки, дар слушался ее не всегда – часть его утекала мимо, словно из продырявленного кувшина. Но Сольвейг не позволяла себе опускать руки, старательно вплетая в музыку силу сирены.

Сотканная из нот, ее Песнь создавала на стене трещину за трещиной – тонкие, с волосок, с каждой новой нотой они ширились и углублялись. Новая, спокойная Песнь покрыла паутину трещин ледовой глазурью, сшивая края раны, делая стену цельной, литой. На губах Сольвейг заиграла улыбка – странное, до конца не познанное воплощение ее дара возродило в ней мечту.

Мечту стать однажды целительницей.

На рассвете Льдинка вернулась.

– Я нашла… твою сестру.

Сольвейг от волнения забыла, как дышать. Вскочила – лишь недавно прилегла, едва успела смежить веки. Ее повело от усталости. Раскинув руки, она с трудом удержала равновесие. Замелькавшие перед глазами черные мушки побледнели и пропали.

– Идем.

Сольвейг с удивлением взглянула на Льдинку. Неужели дух зимы отыскала не только Летту, но и способ освободить окутанных мороком ледяных сирен? Но что-то в облике пересмешницы показалось странным. От сковавшей и тело и разум усталости Сольвейг не сразу разглядела: бледная, словно призрак человека, а не сам человек, Льдинка мерцала. Того и гляди – исчезнет, снова став диким ветром.

Льдинка нервничала, и ее волнение по воздушным волнам передалось Сольвейг. В голове билось испуганное: «Что-то не так с Леттой?». Но подхватив скрипку, играть она не стала. Оставила внутри переполняющую ее тревогу и просто вышла из комнаты вслед за пургой. Не хотела терять ни мгновения, что отделяли ее от встречи с Леттой.

Она приготовилась спускаться, но Льдинка по крученой ледяной лестнице в самом центре башни (лестнице духов зимы!) повела ее наверх. Сольвейг в нерешительности замерла. Но, несмотря на бледность (вернее сказать, призрачность), Льдинка выглядела как человек, который твердо знает, что делает. Сольвейг не доверяла духам зимы и, как и многие, считала их жестокосердными интриганами, что любили играть с людьми. Но пурге-пересмешнице она… верила. Льдинка, развернувшись к ней, беззвучно кивнула. Губы ее сжались, образуя тонкую линию, как бывает у сосредоточенных людей. Сама того ни зная, с каждым днем дух зимы все больше от них перенимала.

Сольвейг неуверенно сделала первый шаг по скользкой и очень опасной на вид винтовой лестнице. С каждой оставленной позади ступенькой в ней становилось все больше решимости… и тревоги. Что же хочет показать ей Льдинка? Что с Леттой? И, самый странный из них, пропитанный волнением – почему… наверх?

На пути Сольвейг не встретила ни одного духа зимы, хотя отдаленные их голоса до нее все же доносились. Вряд ли пурга-пересмешница сумела под каким-то предлогом увести с верхних ярусов Полярной Звезды всех духов зимы. Скорей, улучила нужный момент и пришла за Сольвейг.

Наконец Льдинка прикосновением открыла дверь в одну из комнат. Всю не слишком долгую дорогу Сольвейг готовила себя к… чему-то, внутренне подбиралась, как зверь перед прыжком. И все равно была ошеломлена.

Потому что в комнате была Летта. Настоящая – Сольвейг поняла это по ее глазам, ярко-голубым, но не мертвенно-льдистым. Эту разницу сложно разглядеть в первое мгновение, но кто хоть однажды видел духов зимы вблизи, заметит ее непременно. Волосы Летты стали полностью белыми, словно изморозь – ее дар расцвел.

Потому что Летта казалась не пленницей, а королевой. Посреди ее комнаты стояла огромная ледяная кровать, пол устилали белые шкуры. В оправу придвинутого у окна трельяжа вместо зеркала был вморожен кусок льда – не тающий, несмотря на царившую в комнате жару. Дарили ее, как и прежде, прикованные к камину огненные саламандры.

На Летте было платье, красивей которого Сольвейг не видела никогда. Сотканное из кружев и подогнанных друг к другу белых птичьих перьев, что складывались в пышную юбку со шлейфом. Длинную шею покрывала тонкая ажурная сеть – ожерелье с капельками-льдинками вместо каменьев.

Потому что Летта была полупрозрачной, как Льдинка – ветер, что от волнения едва удерживал человеческую маску на своем эфемерном теле.

Ноги Сольвейг подкосились. Она сумела удержать в слабеющих пальцах скрипку, из последних сил цепляясь за нее. Хоть что-то в окружающем ее мире привычно и неизменчиво. Хоть что-то не пытается на ее глазах исчезать.

Летта с сожалением смотрела на роскошный костяной гребень на трельяже. Попыталась его коснуться, но тонкие прозрачные пальцы раз за разом проходили насквозь. Ей все же удалось… уплотнить свое эфемерное тело и взять в руки гребень. Сольвейг никогда не видела, чтобы такое происходило с Льдинкой. Летта казалась больше диким, свободным ветром, чем обернутым в скорлупу человеческой личины духом зимы.