Песнь ледяной сирены

На ладони Летты лежали льдинки в форме звериных когтей. Они не таяли от тепла ее руки. Глядя на призрачный свет, исходящий из центра льдинок, Сольвейг поняла, что перед ней. Сердце возбужденно забилось. Она взяла в руки холодящий пальцы подарок. Взбудораженная, выбежала на улицу и кинула когти на искрящийся снег. Снежное море заволновалось в том месте, куда упали льдинки. Снежинки прилипали друг к другу, постепенно образуя мордочку с заостренными ушами, тело с четырьмя мощными лапами и длинный пушистый хвост. Создание с льдистыми глазами и шкурой из снега преданно смотрело на Сольвейг. Чуть опустилось на передние лапы, словно бы кланяясь – признавало свою хозяйку.

Сердце радостно забилось. У нее появился свой собственный тилкхе!

Ледяные сирены верили, что тилкхе – это духи предков, что обрели снежную форму. Те, кто не пожелал оставлять своих близких наедине с жестоким островом. Иметь такого защитника хотел каждый человек, но призывать тилкхе могли только ледяные сирены.

– Он пришел сегодня ночью, – улыбаясь, сказала Летта. – Я увидела его в окно – он стоял у дома, словно чего-то ждал. Тогда я поняла, что и для тебя настала пора иметь своего личного снежного стража.

На ее груди, сейчас скрытой платьем, тоже висело ожерелье с нанизанными на него клыками-льдинками. Сольвейг робко погладила холодную шерсть. Ладонь закололи тысячи ледяных иголочек.

– Я пойду, погуляю?

Летта понимающе улыбнулась.

– Только недолго, а то пирог остынет. Тилкхе теперь с тобой на всю жизнь, так что успеешь еще насладиться его обществом.

Сольвейг неторопливо шла по припорошенным снегом тропинкам, тилкхе трусил по правую сторону от нее. Она прогулялась по главной улице Атриви-Норд, дошла до Ледяного Шпиля – самой высокой башни города. Ловила восхищенные взгляды детворы, а одной, самой смелой малышке даже разрешила погладить тилкхе. Девочка была обычным человеком, не ледяной сиреной, и глядя на ручного снежного зверя, кажется, об этом жалела.

Прогулка с тилкхе вернула на лицо Сольвейг улыбку. У нее, как-никак, день рождения, бок о бок с ней идет ее собственный снежный страж, а дома ждет сестра и ягодный пирог. У двери Сольвейг с сожалением вздохнула: в дом с горящим камином брать тилкхе не стоило. Да и держать их подле себя, как домашних питомцев, нельзя. Тилкхе, как любым духам, нужна свободна. Никто не знал, куда они уходили. Но они всегда возвращались – стоило только позвать.

Сольвейг пожала лапу снежного стража, и на ее руке осталась россыпь полупрозрачных когтей. А тилкхе растворился в белом полотне, стал сотнями из миллионов его снежинок. Сольвейг коснулась ледяными когтями подаренной Леттой цепочки, и они послушно нанизались на нее, словно причудливой формы драгоценные камни.

Войдя внутрь, она восхищенно поводила носом – в воздухе упоительно пахло ягодами и сдобным тестом.

– Как прогулка? – поинтересовалась Летта, выкладывая на тарелку кусок пирога.

Сольвейг отполовинила его одним укусом и принялась восторженно рассказывать.

– Прожуй сначала, – добродушно рассмеялась сестра. – Негоже ледяным принцессам не знать правил этикета.

– Я не принцесса, – нахмурилась Сольвейг. – Я ледяная сирена.

Произносить это было приятно, хоть глубоко в душе и всколыхнулась горечь, что лишь недавно улеглась. Однажды она исчезнет. Вот только… когда?

Сестры проболтали до самого вечера. Сольвейг показала Летте новые эскизы платьев, которые, как она надеялась, придутся по душе модницам Атриви-Норд. Ей нравились летящие платья из тонких газовых тканей и невесомых кружев, украшенные сверкающими бусинами. Последнее ее творение по задумке было именно таким – сложный крой, кружева и рубиновая россыпь камней на белоснежной ткани.

Туве Иверсен, их мама, когда-то обшивала весь город. Из-под ее пальцев и прирученных ею ледяных иголочек выходили простые, но добротные и нужные вещи. Платья и юбки из мягкой шерсти, отороченные мехом пальто, теплые пледы и шали. То, что помимо каминов, согревало людей вечнозимними вечерами.

Сольвейг же всегда тянуло к красоте изысканной, утонченной. К изяществу легких газовых тканей, к изгибам и плавностям линий, подчеркивающих грацию девичьих фигур, к хрупким, будто лед, кружевам, к инеевым узорам на белых и перламутровых полотнах. Вечная зима Крамарка, несомненно, стал ее вдохновением.

«Наша семья – союз стихий, – с неизменной улыбкой говорила Летта. – Я – спокойный, устойчивый лед, потому что безо льда жизни не представляю. Папа – неудержимый, яростный огонь. Мама – земля, надежная твердь под нашими ногами. А ты – воздух. Зимний ветер, неудержимый полет».

Сольвейг хорошо шила, но стеснялась незнакомых людей, а потому ее наряды в их небольшом ателье продавала Летта. Улыбчивая, шутливая и способная с кем угодно найти общий язык, она легко справлялась с этой ролью. Сестры мечтали, что когда-нибудь в их магазинчик будут приезжать великосветские дамы со всего Крамарка – а не только с Атриви-Норд.

И снова в камине пылал огонь, и Сольвейг снова играла для Летты. И засыпала она с надеждой на лучшее завтра.

Не зная, что сегодня навсегда изменит ее жизнь.