Песнь лихорадки

Я отпустила ее, и она тут же дала задний ход, но большая часть напряжения ушла из ее черт, а на щеках заиграл румянец. Начало положено. Позже я собиралась заставить ее поговорить со мной, рассказать, плакала ли она из-за Танцора или из-за Шазама, и что происходит в этой ее умной и кудрявой от дождя головке. Столько всего случилось, и так быстро, что сложно упомнить все произошедшее за два дня после ее срыва в аббатстве.

На долю секунды мне показалось, будто я парю над землей, вне своего тела, глядя на нас сверху.

Я, Бэрронс, Риодан, Дэни.

И у меня возникло странное чувство… правильности во вселенной, пока я смотрела на нас. Я пообедала со своей семьей. Теперь я решала мировые проблемы с моей другой семьей. Я посмотрела на Риодана, который наблюдал за мной с улыбкой. Когда он кивнул, я поняла, что тогда как Бэрронс мог спокойно удалиться и стать отшельником на весь остаток своей жизни, Риодан хотел семью. Той ночью, когда я шпионила за ними, Бэрронс сказал правду: Кас не разговаривает. Х наполовину сумасшедший в хорошие дни, и совсем безумен в плохие. Ты устал от этого. Ты хочешь вернуть свою семью. Ты хочешь, чтобы дом был полон, как в былые дни.

Я кивнула в ответ. Мы сохраним это в неприкосновенности. Защитим. Всегда прикроем друг друга. Чего бы это ни стоило.

— Какого хрена случилось с этой дырой? — потребовала Джада, уставившись на сферу. — Вчера она не была такой большой! — когда Риодан рассказал ей о массовом самоубийстве, она спросила: — Как только появилась эргосфера, гравитационная сила усилилась, не так ли?

Риодан мрачно кивнул.

— Поэтому мы не пытались укрыть ее брезентом. Она настолько сильна, что может засосать покрытие.

— Эргосфера? — переспросила я.

— Наружная вращающаяся оболочка называется эргосферой, — сказала Джада. — Представь, если бы кто-то воткнул работающую дрель в гладко расстеленную простыню. Она затянула бы ткань, вращая ее и закручивая. Все, что приближается к эргосфере, будет поймано и подвергнуто тому, что астрономы называют спагеттификацией — вытягиванием в тонкую как спагетти полоску, прежде чем быть засосанным. Когда сфера увеличивается в размерах и плотности, сила тяготения также возрастает, искажая пространство вокруг себя.

— Кристиан придет сюда, чтобы посмотреть, нельзя ли использовать его друидские навыки, чтобы убрать землю из-под дыры, — сказал Риодан. — Но этот чертов дождь должен перестать.

— Призови Крууса, — сказала я Джаде.

— Зачем?

— Он Фейри и может остановить дождь. За этим я и позвала тебя сюда.

— Круус, — мгновенно сказала Джада.

Он появился, как всегда мрачный. И исчез. Вместе с Джадой.

Они потратили добрых три-четыре минуты, дергая друг друга туда сюда, пока Круус наконец не остался на одном месте достаточно долго, чтобы пронзить меня взглядом и заявить: — Это значит, что ты принимаешь предложение?

— Останови дождь, Круус.

— Хер тебе, МакКайла. Ах погодите-ка, ты уже познакомилась с моим хером. И не раз.

Темноволосая голова Бэрронса мгновенно повернулась ко мне, зубы обнажились в оскале, клыки удлинились.

Ах, дерьмо, дерьмо, дерьмо. Я скрыла это от него. Я сама узнала об этом всего полтора месяца назад по моему времени, когда Король выдернул меня и Крууса в другой мир для разговора наедине, и я впервые увидела истинную форму «В'Лэйна».

Я никогда не говорила Бэрронсу, что узнала, кем был мой четвертый насильник, тот, что дал мне эликсир. Он предположил, что это мог быть Дэррок. Я не совсем понимала, почему не сказала ему, как только узнала. Отчасти потому, что ненавидела говорить об этом, отчасти потому, что Круус оказался заморожен королем сразу после того, как я узнала. В этом был свой смысл. Зная Бэрронса, он мог освободить Крууса только для того, чтобы убить, а я жаждала мирной передышки.

Не то чтобы я ее в итоге получила.

То, как Круус сказал об этом, не прояснило ничего. Бэрронс застыл настолько неподвижно, что с таким же успехом мог быть высечен из камня. Несомненно, он стоял там и думал, произошло ли это в один из тех раз, когда я удирала на пляж с В'Лэйном и возвращалась загорелой — не трахались ли мы тогда весь день.

— Уведи отсюда Крууса, — пробормотала я Джаде.

Бэрронс взорвался в то же мгновение, как я это произнесла, и я осознала свою ошибку. Просто сказав эти слова, я подтвердила, что это действительно произошло. В противном случае я бы не пыталась убрать отсюда Крууса — в результате я выглядела виноватой и одновременно защищающей его. Бэрронс застыл так неподвижно лишь потому, что он на тысячу процентов сосредоточился на мне, ожидая крошечного, малейшего знака подтверждения. Это красноречивее всяких слов говорило о том, как я изменилась и как хорошо могла скрывать свои секреты, раз мне действительно надо было что-то сказать, чтобы он сумел меня прочесть.