Песнь лихорадки

— Твоя боль — моя боль. Когда больно тебе, больно и мне. Если кто-то, кто тебя по-настоящему любит, видит как тебе больно, он делит эту боль с тобой, — она запрокинула голову, глядя в воздух. — И они определенно вмешаются, чтобы прекратить эту боль. Чтобы утешить тебя. Неважно, как бы они ни злились. Они бы увидели, что их Йи-йи опустошена, и сделали бы что угодно, чтобы облегчить ей это. Даже если им этого не хочется, — она практически зарычала.

Огонь взорвался башней искр и тут же погас.

Завернутая в фольгу рыба исчезла.

Кости вылетели из воздуха, осыпая меня как из душа, отскакивая от моей головы.

Я вскочила на ноги, вытирая глаза.

— Шазам! Ты здесь?

Фиолетовые глаза материализовались в небе надо мной и сузились до щелочек.

— Ты сказала ждать. Твои ожидания — прутья моей клетки. А ты пришла? Нет. Ни тогда. Ни на следующий день. Ни когда-либо еще.

Гребаный ад, он был здесь! Он жив!

Он исчез.

Еще одна кость вылетела из воздуха и приземлилась мне на голову.

— Ай! — я хлопнула рукой по голове. — «Когда-либо еще» — это сейчас! Я извиняюсь. Я буду извиняться перед тобой каждый день до конца моей жизни, если тебе от этого станет легче.

— Потребуется намного больше, — раздалось бестелесное шмыганье носом. — Мои колтуны образовали целую цивилизацию колтунов, которая размножается с рвением и плодородностью шайки спаривающихся Ка-лирр! Я один большой колтун! — раздалось его страдальческое нытье. — И я жирный.

— Я расчешу тебя. Ты не жирный. Просто выходи. Дай мне на тебя посмотреть!

— Жирный, жирный! — заныл он. — Ты можешь видеть только части меня. Худые части, — глаза материализовались в трех метрах надо мной. — Ты опять меня бросишь, — со слезами произнес он.

— Не брошу. Я больше никогда тебя не брошу, — я сказала кое-что, чего никогда не говорила. Что научилась говорить благодаря Танцору. — Я люблю тебя, Шазам. Я не могу без тебя жить. Я так по тебе скучала, что в какой-то момент слегка сошла с ума. Но я не могла вернуться, потому что Зеркало привело меня обратно в Дублин…

— Ты нашла дорогу домой, Йи-йи? — боязливо спросил он. — Правда? Ты наконец-то это сделала?

Мое сердце растаяло. Радость в его голосе нельзя было ни с чем спутать, радость за меня, потому что я наконец-то получила то, что так долго искала.

— Да, и из-за этой гребаной бесконечности зеркал…

— Не бесконечности, рыжая крошка. Четыреста тысяч семьсот шестьдесят два, — поправил он.

— Я пыталась найти способ пометить нужное с той стороны, чтобы я могла отвести тебя домой. Мне так жаль, Шазам!

Внезапно он проявился полностью, опускаясь с неба, чтобы неловко плюхнуться на мусорный бак. Я моргнула. Вот блин, он реально был жирным. Его пушистый белый живот свисал с обеих сторон бака. Я нацепила Джада-маску, чтобы скрыть свое изумление. Я ни за что не могла ранить его чувства сейчас. Он мог опять исчезнуть.

Позади меня ахнула Мак.

— Видишь — она думает, что я жирный! — он бросил на Мак обвиняющий взгляд.

— Я ахнула не поэтому, — сказала Мак как-то странно натянуто.

Он поддел лапой мусорный бак и перевел укоризненный взгляд на меня.

— Ты забросила его пустым. Ну какая Йи-йи так поступает? Ни крупинки еды. Ни кусочка. Даже ни крошечки, — он помотал своей лохматой головой и зарычал, а потом из него вырвалась отрыжка, и ярко-оранжевое перо взлетело в воздух. Он торопливо облизнул лапу и начал с невинным видом чистить свои усы.

Мои глаза прищурились.

— Ты съел представителей племени?

Он покачал огромной головой из одной стороны в другую в категорическом отрицании.

— Не я, — он снова рыгнул, и из него вылетела половинка синего перышка.

— Сколько представителей племени ты съел? — потребовала я.

— Ты говорила мне не есть людей. Я и не ел. Ну, может, и ел. Но только немножко. Остальные, — сказал он, опуская свою тушу жира и плохого настроения на ржавый бак, — решили, что я слишком жирный, чтобы делить со мной остров, — он бросил на меня мягкий жалостливый взгляд. — Они ушли, — он обиженно сморщил нос. — Понятия не имею куда.

— Шазам, — предупреждающе повторила я.

— Они забрали у меня мою Йи-йи! — зарычал он.

— Скольких ты съел?

— Они собирались меня съесть. Ты бы наверное предпочла, чтобы я им позволил, — он уставился на меня, прищурив глаза и наморщив нос. — Тогда тебе не пришлось из-за меня утруждаться, — добавил он тихим голосом.

— Ты меня не утруждаешь. Я тебя обожаю. Отвечай на мой вопрос.

Он встал, выгибая спину подковой, и по его позвоночнику вздыбилась шерсть.

— А чего ты ожидала? — сказал он, защищаясь. — Я съел их. Понятно? У меня проблемы. Ты знаешь меня, — он шмыгнул носом, потекли слезы. — Теперь ты меня больше не хочешь. Мне нужно просто умереть. Все мы в конце концов умрем. Какая разница, если я сделаю это прямо сейчас? Кому какое дело? — он драматично бросился с мусорного бака, перевернулся в воздухе, приземлился на спину и так и лежал на земле, голова упала на бок, лапы торчат в воздухе.

Мгновение спустя он приоткрыл глаз, чтобы убедиться, что я смотрю. Затем торопливо закрыл его и продолжил притворяться мертвым.