Песнь моряка

Странный визгливый ветер пришел с северо-востока, перепрыгнул через Алеуты и круто повернул налево. Он разрезал прибрежные городки так остро и аккуратно, что множество пребывавших под анестезией граждан вообще не заметили этого пореза. Он разделил пополам улицу в Кордове, оставив ряд разрушенных трехсекционок с одной стороны и ни одного разбитого стекла – с другой. Пережившие экзему техасских смерчей говорили, что так избирательно умеют рассекать торнадо: точечная воронка движется иноходью, рисуя бессмысленные каракули, затем вдруг на несколько тысяч футов становится острым скальпелем. Этот полярный ветер, похоже, обошелся без преамбул. Он двигался мрачно, четко и целенаправленно, как полуночный бомбардировщик на бреющем полете. В Ситке, например, под заградительным огнем из 70-миллиметровых градин полегла мемориальная еловая роща парка Диллингем. Ледышки зарывались на четыре сантиметра вглубь древесных стволов, как бронебойные пули.

К тому времени, когда ветер добрался до Куинакской бухты, тяжелые боеприпасы кончились. Свой блицкриг он смог подкрепить разве что жгучей желтой смесью из морской пены и серого гравия, да и то на пару минут. Жалкая струйка. Но ее хватило, чтобы заляпать грязью все свежевымытые витрины на Главной и погнуть борта у множества пришвартованных в гавани лодок. С нового судна Кармоди унесло аппарель. Плавзавод Босуэлла остался без грузовой стрелы.

Служба безопасности «Чернобурки» получила предупреждение довольно быстро, и у старшего помощника Сингха было достаточно времени, чтобы проинструктировать компьютер, который сначала сложил парус, а потом выпустил четыре из шести понтонных паучьих ног для стабилизации крена. Раскоряченное судно пережило короткую бурю так гладко, что камбоджийские миллионеры не пролили ни капли «Нобл рот», которое им подали к десерту. Чуть помигал свет в кают-компании, и только, – через считаные секунды лампы включились снова и горели стабильно.

На нижних уровнях яхты аварийные системы были не так важны и не так быстры. Когда в одной из этих нижних кают погас свет, там как раз сидел Грир, смазывая муссом хилые дредики на своей бороде; свет зажегся только через четыре часа. Грир так никогда и не узнал, что это был за мусс: русский, скандинавский или этот новый с Дальнего Востока – сой-ши.

На задах разделенного перегородками мрака, который был когда-то всю ночь открытым папиным кегельбаном, сидела в одиночестве Луиза Луп; едва она успела подключиться к студийной «Виртуальной дилдораме», как началась буря. Луиза чувствовала себя одинокой и бездомной. Ей уже не хотелось на яхту, где все эти нахальные красотки задирали перед ней нос, и ей не хотелось в луповский дом, где все эти наглые свиньи, оттого она и пробралась с черного хода в бывший кегельбан, набрав старый луповский код, который студия забыла поменять. Луиза не знала, что старый код оставили специально, а ее сейчас снимают на камеру, передавая изображение прямо на яхту. Она знала только, что этот прибор должен помогать в чем-то главном, если человеку грустно. Лулу отключилась в тот же миг, когда короткая буря отключила машину, так что и она пропустила этот странный феноменальный ветер.

Билли Беллизариус был бодр, когда ударило. Бодрее некуда. Рот растянут во всю ширь, а глаза распахнуты и вытаращены, как пара электрических пробок прошлого века. Полдня и весь вечер он работал с Уэйном Альтенхоффеном в душной редакции «Маяка»: пил горячий чай и диктовал Альтенхоффену еще более горячие тексты, которые тот вбивал в свои авторизованные факс-машинки, соединенные со штаб-квартирами СМИ, – срочные письма сенаторам, телеведущим и другим новостным редакторам. Бедный мозг Уэйна изрядно обесточился под напряжением работы с высокозарядным Беллизариусом и вместе с хозяином отдыхал теперь в отключке на груде конкурирующей макулатуры, прибывавшей еженедельно со всего земного шара: «Манчестер гардиан», «Нью-Йорк таймс», «Новая правда» из Санкт-Петербурга.

– Побуду-ка я на верхушке пирамиды, – объяснил Уэйн, заползая на газетную гору, чтобы похрапеть и зарядить батареи.

Батареи Билли, наоборот, только начали искрить. Теперь, когда между ним и факс-машиной Ассошиэйтед Пресс не сидела эта нервная новостная ищейка, горькие чернила Кальмара разогрелись до черноты. Его самая разрушительная на данный момент диатриба в этот миг прожигала себе путь в Ванкувер, в штаб-квартиру королевских иммиграционных властей Канады, Всем, Срочно: