Песнь моряка

Зек и Дороженец. Алиса улыбнулась. Интересно, как бы им это понравилось. А мистеру Выдающемуся Рыболову? Она попыталась засмеяться, но жгучий звук застрял в горле. Она закусила губу, надеясь удержать его там, но жгло все сильнее. Наконец она втянула в себя дрожащий воздух, повернулась и всмотрелась в другой конец двора, где скрывалось море. Ее глаза заливала ярость. Скользкая сука, ты все-таки дотянулась своими холодными клещами до моих злосчастных мужчин? До всех? Отец, сын, муж, любовник, кто, лять, еще? Синюшная породительница вдов, шлюха с плоскими сиськами и вялыми ляжками, довольно прикидываться морской царицей, я не верю тебе сейчас и не верила никогда! Ты не королева, и я не стану тебе кланяться, как те чванливые поэты, что висят на тебе гроздьями, ибо знаю твое истинное лицо, и если я когда-нибудь доберусь до твоих злых колючих глаз, тварь…

– В этом болтании вверх-вниз давно нет ничего забавного – а ты, чертов пароход, не добавляешь к нему ни капли веселья! – Гигантский кальмар вот уже несколько часов то поднимался, то опускался неподалеку от Айка и не сводил с него глаза. Этот глаз был размером с колесо, а сама тварь, насколько Айк мог судить, раз в пять больше его лодки, от щупалец до хвоста. Кажется, он не замышлял ничего плохого, просто болтался у носа по правому борту и умоляюще смотрел на Айка сбоку этим большим одиноким шаром. – Чего уставился, глаз колесный? – Слова трескались и сочились кровью. – Будь у меня хоть какие-то ответы, думаешь, я болтался бы тут вверх-вниз? Прочь! – Тук-тук.

– Эй, отец! – девчоночий голос. – Можно войти?

Отец Прибилов ответил долгим стоном. С тех пор как его нашли Псы, ему то и дело досаждали своим вниманием заботливые прихожане, вторгаясь в его сосредоточенные мысли всякий раз, когда нечто очень важное вот-вот было готово попасть в фокус. Стук не прекращался.

– Ну ладно, – простонал он. – Заходите, если так уж надо.

Он почувствовал запах печенки с луком и резины. Узнаваемый знак того, что это мальки и они пришли его кормить. Он знал эту компанию. Черные резиновые овцы его паствы. Возбужденный девичий голос он, правда, не узнавал.

– Эй, отец, да благословит вас Господь. Мы с друзьями пришли вам помочь.

– Умоляю вас. Со мной все в порядке. Мне уже принесли обильное питание. Мне очень нужно побыть одному, вот и все…

– Конечно. Мы понимаем. Мы хотим помочь вам в церкви. Свечки продать, окна помыть. Я могу даже читать катехизис, если вы не возражаете против иезуитов. Но сначала мне нужно посмотреть…

Он не успел возразить: теплые руки коснулись его холодных скул, и в нескольких дюймах от его носа возникло сладкое дыхание. Он не видел ее глаз, но как-то почувствовал, что они привязывают и обуздывают его блуждающий взгляд. Погруженные в ямы радужки сошлись вместе и сузились.

– Ой-ой, отец. Сдается мне, что вы с медведем ходите друг вокруг друга. Лучше бы вам поесть этого мяса на всякий случай. А мы пойдем разберемся со свечами.

Она вложила в его восковые пальцы кусочек жареной плоти, еще теплой от сковородки. Когда гости вышли из комнаты, он поднес его ко рту и меланхолично пососал. Она была права. Мясо помогло. Как и ее обуздывающий взгляд. Цвета становились ярче, а переплетения отчетливее. Они складывались в смутный силуэт – распятие, очевидно. Или буревестник на тотемном столбе с распростертыми крыльями. Теперь уже не так важно что. Силуэт был всего лишь подставкой. Две картинки, прикрепленные к противоположным концам креста, – вот они важны. Он крепче всосался в печень. Эти две миниатюры, кажется, символизируют случай. Карты. Да, несомненно. Карточный формат. Он не знал смысла этого формата, не знал, из какой он игры, но это не имело значения. Он не поменял своих привычек, когда легализовали покерные вечера для пра, – единственными картами, с которыми он имел дело, оставались карты для бинго. Это нормально. Важны не значения этих миниатюр – всегдашняя ошибка мистиков-взломщиков. Важна ясность сама по себе.

Два изображения в один миг попали в фокус, ясные и резкие, точно иконы в раскинутых руках священной тени: большое и красное

в правой, а какое-то —

в левой. Аллилуйя Славься Мария, только не исчезай. Это в тысячу раз интереснее бинго.