На самом деле Феркельман-Кельман автором музыки к «Одесскому кичману» не является. Да Михаил Яковлевич на это и не претендовал. Достаточно обратиться к наиболее раннему из дошедших до нас нотных изданий песни. К сожалению, мне не довелось увидеть эту четырехстраничную брошюрку воочию, однако ее выходные данные есть на сайте «WEBISIS: NPLG: Thematic Catalogue»:
«Ферри Кельман, Феркельман М.
С одесского кичмана [Ноты]: (Старая бытовая песенка): [Для голоса с ф-пиано] / Зап. и аранж. Ферри Кельмана. — [Тбилиси], [1924]: Лит. ВСНХ ГССР. — 4 стр.; 36 см. — [Б.ц.], 3000 экз. [MFN: 559]»
Мы видим, что Кельман берет на себя только роль аранжировщика «старой бытовой песенки». Однако для нас важно не только это. Обратим также внимание на дату издания нот — 1924 год. То есть за четыре года до постановки «Республики на колесах»! Заметим место издания — Тбилиси. Моисей Феркельман родился в Тифлисе в 1908 году и лишь в 1929 году переехал в Ленинград. То есть через год после премьеры «Республики на колесах».
Правда, возникают сомнения в названии города: ведь Тифлис был переименован в Тбилиси только в 1936 году. Однако квадратные скобки означают комментарии к заглавию и содержат данные, которые на самой обложке не указаны, но важны для коллекционеров. Поэтому составители каталога могли допустить некоторую вольность в расчете на не слишком «продвинутого» читателя.
Кстати, есть и другие косвенные указания на то, что «старая бытовая песенка» существовала куда раньше, чем появилась пьеса Мамонтова — еще до революции. Так, например, Александр Галяс пишет о куплетисте Льве Зингертале:
«В 1907 году, когда тогдашний премьер П. Столыпин подавлял революционное движение жестокими мерами, вплоть до виселиц, прозванных в народе «столыпинскими галстуками», Л. Зингерталь на одном из представлений рискнул спеть:
В результате артисту было предписано в 24 часа покинуть город, но зато он навсегда вошел в историю эстрады».
Бросается в глаза идентичность размера куплетов Зингерталя и «Кичмана». Можно предположить, что куплетист пародировал действительно известную песенку. Кстати: Лев Зингерталь и Леонид Утесов были достаточно близко знакомы. Существует даже байка о том, что однажды у Зингерталя перед выступлением украли фрак, и куплетист слезно пожаловался Утесову. Тот, недолго думая, отправился в кафе «Фанкони», где постоянно «отвисал» Мишка Япончик, и рассказал известному бандиту о беде своего коллеги. Япончик в гневе потребовал от уголовников немедленно вернуть фрак артисту. Через полчаса одесскому куплетисту доставили… восемнадцать фраков разных цветов и фасонов, чтобы он выбрал из этого «барахла» свой!
Есть еще одно косвенное свидетельство. В день своего 70-летия в шутливом интервью молодому конферансье Евгению Петрову (сейчас — Евгений Петросян) Леонид Осипович говорит: «Вот так сижу и начинаю вспоминать: когда я начал песни петь? В 1923… нет, вру — в 21-м году. В 1921-м году… И вот так сижу и начинаю вспоминать: а что я тогда пел?».
Петров наигрывает мелодию.
Утесов: «Нет, нет, нет, нет… Это я пел значительно позже».
Петров наигрывает «С одесского кичмана».
Утесов: «Ну, зачем эта провокация, зачем эта провокация? Это я пел значительно раньше…»
Другими словами, Утесов прямо свидетельствует о том, что «Кичман» существовал задолго до того, как появился в «Республике на колесах». Еще точнее — раньше 1921 года.
Можно было бы критически отнестись к такому заявлению певца. Ведь «Кичман» он исполнял и много позже, даже в 30-е годы, наряду с «Гопом» и «Лимончиками». Однако обратим внимание на то, что в брошюрке 1924 года указано: ноты записаны «для голоса с фортепиано». Выходит, к тому времени существовал уже и текст (иначе зачем ноты для голоса)! Резонно предположить, что Борис Тимофеев лишь переработал его и дополнил «современными» деталями (имеется в виду указание на «геройского махновца»).
Впрочем, в эстрадном исполнении Леонида Утесова песня звучала без куплета про «махновца партизанского». Скорее всего, он присутствовал именно в театральном варианте (учитывая фабулу спектакля, где речь идет о банде «зеленых»), а затем был убран по политическим мотивам: упоминание махновца вне канвы пьесы показалось неуместным.
«Шли два героя с германского боя»
И действительно, версия о переработке фольклорного текста Тимофеевым находит множество подтверждений. Конечно, не исключено влияние на тимофеевский текст уголовной песни времен Гражданской войны «Я парень фартовый», послужившей в дальнейшем источником для знаменитого «Гоп со смыком». В ней довольно подробно описываются похождения уголовника в банде Нестора Махно: