Песнь о Роланде. Коронование Людовика. Нимская телега. Песнь о Сиде. Романсеро

Позор и срам мне страшны – не кончина.

Отвагою – вот чем мы Карлу милы».

LXXXVII

Разумен Оливье, Роланд отважен,

И доблестью один другому равен.

Коль сели на коня, надели панцирь – Они скорей умрут, чем дрогнут в схватке.

Их речи горды, их сердца бесстрашны.

На христиан арабы бурей мчатся,

И молвит Оливье: «Враги пред нами,

И далеко ушли дружины Карла.

Когда бы в рог подуть вы пожелали,

Поспел бы к нам на помощь император.

Взгляните вверх, где круты скалы Аспры:

Там арьергард французов исчезает.

А нам теперь уж путь назад заказан».

Роланд ему: «Безумна речь такая.

Позор тому, в чье сердце страх закрался.

Стоим мы здесь и не пропустим мавров.

Верх мы возьмем, и поле будет нашим».

Аой!

LXXXVIII

Роланд увидел: битвы не минуть,

Как лев иль леопард, стал горд и лют,

Воскликнул громко: «Побратим и друг!

Вам говорить такое не к лицу.

Не зря нас Карл оставил с войском тут:

Не знает страха ни один француз,

И двадцать тысяч их у нас в полку.

Вассал сеньеру служит своему.

Он терпит зимний холод и жару,

Кровь за него не жаль пролить ему.

Копьем дадите вы отпор врагу.

Я Дюрандаль, что Карл мне дал, возьму.

Кто б ни владел им, если я паду,

Пусть скажет, что покойник был не трус».

LXXXIX

Турпен‑архиепископ взял в галоп,

Коня пришпорил, выехал на холм.

Увещевать французов начал он:

«Бароны, здесь оставил нас король.

Умрем за государя своего,

Живот положим за Христов закон.

Сомненья нет, нас ожидает бой:

Вон сарацины – полон ими дол.

Покайтесь, чтобы вас простил господь;

Я ж дам вам отпущение грехов.

Вас в вышний рай по смерти примет бог[65],

Коль в муках вы умрете за него».

Вот на колени пали все кругом.

Турпен крестом благословил бойцов,

Эпитимью назначил – бить врагов.

XC

Французы поднимаются с земли.

Турпеном им отпущены грехи,

Он их святым крестом благословил.

На скакунов садятся вновь они.

Доспех надежный на любом из них,

К сраженью все готовы, как один.

Вот графу Оливье Роланд кричит:

«Вы мудро рассудили, побратим.

Нас Ганелон‑предатель погубил.

Взял он за это деньги и дары.

Пускай ему за нас король отмстит.

Ты, сарацин Марсилий, нас купил

– Так вот мечом покупку и возьми».

Аой!

XCI

Долиной мчит Роланд на скакуне.

Конь Вельянтиф[66] под ним горяч и резв.

К лицу ему оружье и доспех.

Копье он держит меткое в руке,

Вздымает грозно к небу острие.

Значок играет белый на копье,

Свисает бахрома до рук и плеч.

Прекрасен телом граф и ликом смел.

Ему вдогонку скачет Оливье.

Несется клич французов им вослед.

Роланд надменно мавров оглядел,

Любовно глянул на своих людей

И стал держать к ним ласковую речь:

«Бароны, не гоните зря коней:

Язычников не минет ныне смерть.

Такую мы возьмем добычу здесь,

Какой не брал никто из королей».

Сходиться рати начали затем.

Аой!

XCII

Граф Оливье сказал: «К чему слова!

В рог затрубить казалось стыдно вам.

Теперь король нам помощь не подаст.

За это было б грех ему пенять:

Не знает он, что ожидает нас.

Пришпорьте лучше скакуна, собрат!

Бароны, ни на шаг не отступать!

Молю вас ради господа Христа,

Держите строй, крушите басурман!

Ударим с кличем Карла на врага».

И крикнули французы: «Монжуа!»[67]

Кто этот крик в бою слыхал хоть раз,

Тот видел тех, кому неведом страх.

Погнали тут коней французы вскачь.

Как шпорят их они, как лихо мчат!

Осталось им одно – рубить сплеча,

Но и арабов трудно испугать.

И вот уж грудь на грудь сошлись войска.

XCIII

Марсилиев племянник Аэльро

Пред войском мавров мчит во весь опор,

Язвит французов наших бранью злой:

«Эй, трусы, ждет вас ныне смертный бой.

Вас предал ваш защитник и оплот:

Зря бросил вас в горах глупец‑король.

Падет на вашу Францию позор,

А Карл простится с правою рукой».

Роланд услышал, в ярый гнев пришел,

Коня пришпорил и пустил в галоп,

Язычнику нанес удар копьем,

Щит раздробил, доспехи расколол,

Прорезал ребра, грудь пронзил насквозь,

От тела отделил хребет спинной,

Из сарацина вышиб душу вон.

Качнулся и на землю рухнул тот.

В груди торчало древко у него:

Копье его до шеи рассекло.

Воскликнул граф Роланд над мертвецом:

«Презренный, ты сказал о Карле ложь.

Знай, не глупец и не предатель он.

Не зря он нам велел прикрыть отход.

Да не постигнет Францию позор!

Друзья, за нами первый бой! Вперед!

Мы правы, враг не прав – за нас господь».

Аой!

XCIV

Вон Фальзарон, Марсилию он брат.

Ему принадлежит, как лен, тот край,

Где Авирон с Дафаном[68] жили встарь.

Мир нехристя коварней не видал.

Так у него огромна голова,

Что добрый фут уляжется меж глаз.

Разгневался он, что племянник пал,

Отъехал от своих, понесся вскачь

С арабским бранным кличем на устах.

Французам нашим он кричит в сердцах:

«Сражу вас, милой Франции на срам!»

Услышал Оливье, что крикнул мавр,

Коню в великом гневе шпоры дал,

Как истинный барон, нанес удар.

Пробил он щит, кольчугу в три ряда,

Копье в араба по значок вогнал

И замертво свалил его с седла.

Увидел граф, что умер подлый враг,

Сказал над трупом гордые слова:

«Трус, мне твоя угроза не страшна!

Друзья, вперед! Не одолеть им нас!»

И крикнул он французам: «Монжуа!»

Аой!

XCV

Вон нечестивый Корсали‑бербер,

Король лежащих за морем земель.

К арабам держит он такую речь:

«Возьмем легко мы в битве этой верх:

Французов мало, нас – не перечесть.