Песнь о Трое

– Нет, символов недостаточно. Нам нужно еще что-то, что может передавать идеи, мысли, у которых нет формы, они летят на крыльях разума… Ты слышал сказки, которые рассказывают про меня? Будто Лаэрт мне не отец? Что меня зачал Сизиф, с которым моя мать ему изменяла?

– Да, слышал.

– Это правда. И к лучшему! Будь я сыном Лаэрта, Эллада была бы беднее. Я не признаю своего происхождения открыто лишь потому, что, если я это сделаю, мои подданные сбросят меня с итакского трона, не успею я и глазом моргнуть. Но я увлекся. Я только хотел, чтобы ты понял, что эти доспехи были добыты нечестным путем. Сизиф украл их у Девкалиона, царя Крита, и отдал моей матери в знак любви. Ты наденешь то, что было добыто нечестно?

– С радостью.

– Тогда на рассвете я их принесу. Еще одно.

– Что?

– Не говори, что получил их от меня. Скажи всем, будто это дар богов, якобы твоя мать попросила Гефеста выковать их за ночь в своем небесном горне, чтобы ты смог надеть их на битву, как подобает сыну богини.

– Если ты хочешь, я так и скажу.

Я немного поспал, опустившись на колени и привалившись к помосту, тревожно, преследуемый сновидениями. Одиссей разбудил меня перед рассветом и повел к себе в дом, где на столе лежал огромный сверток, обернутый льняной тканью. Я невесело развернул его, ожидая увидеть добротные, искусно сделанные доспехи, – конечно, отделанные золотом, но ничуть не похожие на те, которые теперь носил Гектор. Мы с отцом всегда считали, что они были лучшими из принадлежавших Миносу.

Возможно, они такими и были, но те, которые дал мне Одиссей, были намного лучше. Я постучал по безупречному золотому покрытию костяшками пальцев, и оно отозвалось глухим, тяжелым звуком, совершенно непохожим на звон, который издает многослойный металл. Озадаченный, я перевернул невероятно тяжелый щит и увидел, что он был сделан не так, как другие, многослойные и толстые. Здесь, похоже, слоев было всего два: внешнее золотое покрытие и под ним – единственный слой темно-серого металла, который не давал ни блеска, ни отражения при свете лампиона.

Я слышал про него раньше, но никогда не видел, если не считать наконечника моего копья, Старого Пелиона, – его называли закаленным железом. Но мне и не снилось, что оно существует в количестве, достаточном для изготовления полного набора доспехов такого размера. Каждый предмет был сделан из того же самого материала и покрыт золотом.

– Их сделал Дедал триста лет назад, – сообщил Одиссей. – Он был единственным человеком в истории, который знал, как закалять железо, плавить его в тигле вместе с песком, чтобы оно вобрало немного его в себя и стало тверже бронзы. Он собирал куски железной руды, пока их не набралось достаточно, чтобы отлить эти доспехи, а потом набил сверху золото. Если его поцарапает стрелой или клинком, золото можно быстро выправить. Видишь? Фигурки отлиты вместе с железом, а не накованы сверху.

– Они принадлежали Миносу?

– Да, тому самому Миносу, который со своим братом Радамантом и твоим дедом Эаком сидит в Аиде и судит тени мертвых, которые собираются на берегах Ахерона.

– Любой благодарности будет мало. Когда мои дни будут сочтены и я предстану перед этими судьями, возьми эти доспехи обратно, чтобы отдать своему сыну.

Одиссей рассмеялся.

– Телемаху? Нет, он никогда до них не дорастет. Отдай их своему сыну.

– Меня захотят в них похоронить. Поручаю тебе позаботиться о том, чтобы Неоптолем их получил. Похороните меня в хитоне.

– Как скажешь, Ахилл.

Автомедонт помог мне одеться на битву, пока рабыни стояли у стены, бормоча молитвы и заклинания, чтобы отогнать зло и наделить доспехи силой. При малейшем движении доспехи сверкали золотом.

Агамемнон выступил на собрании перед командирами, слушавшими его с деревянными лицами. Потом настала моя очередь принять унижение верховного царя, после чего Нестор вернул мне Брисеиду; Хрисеиды нигде не было видно, но вряд ли ее отправили в Трою. В конце концов мы разбрелись, чтобы поесть, – трата драгоценного времени.

Высоко подняв голову, Брисеида молча шла рядом. Она казалась больной, изнуренной и более встревоженной, чем когда выходила со мной из горящих руин Лирнесса. Войдя в мирмидонские укрепления, мы прошли мимо Патрокла, лежавшего на своем помосте, – его перенесли сюда из-за собрания. Она вздрогнула.

– Брисеида, пойдем.

– Он сражался вместо тебя?

– Да. Его убил Гектор.

Я заглянул ей в лицо, чтобы найти там крупицу нежности. В ее улыбке сияла сама любовь.

– Дорогой мой Ахилл, ты так устал! Я знаю, как много он для тебя значил, но нельзя же так убиваться.

– Он умер, презирая меня. Он отказался от нашей дружбы.

– Значит, он совсем не знал тебя.

– Тебе я тоже не смогу все объяснить.

– Ты не должен мне ничего объяснять. Как бы ты ни поступил, ты поступил правильно.