Песнь о Трое

Некоторые услышали крик и посмотрели в мою сторону. Я выкрикивал его имя снова и снова. Все войско хранило молчание. Потом рог долгим, протяжным воем возвестил о приходе вечера. Гектор, сверкая моими золотыми доспехами в последних лучах красного заката, уводил свою армию к троянским стенам.

Патрокла уложили на самодельный помост в центре огромной площади для собраний перед домом Агамемнона. Менелай с Мерионом, покрытые запекшейся кровью и грязью, были настолько измучены, что едва держались на ногах. Потом, ковыляя, подошел Аякс. Когда из его обессилевших пальцев выпал шлем, у него не было сил нагнуться и поднять его. Я сделал это за него, отдал шлем Антилоху и крепко обнял своего двоюродного брата – это был способ поддержать его, не дав ему уронить своей чести, ибо он был повержен.

Собрались цари, окружив Патрокла и разглядывая его тело. Все раны были от подлых ударов: один нанесли под плечо, в зазор между кирасой и телом, другой – в спину, и еще один – в живот, куда копье вошло так глубоко, что, выходя, потянуло за собой кишки. Я узнал удар Гектора, но подумал, что умер Патрокл от удара в спину, кто бы его ни нанес.

Его рука свесилась с края помоста. Я взял ее в свою и опустился рядом с ним на землю.

– Ахилл, уйди, – произнес Автомедонт.

– Нет, мое место здесь. Позаботься вместо меня об Аяксе и пошли за женщинами, чтобы обмыть Патрокла и одеть в саван. Он останется здесь до тех пор, пока я не убью Гектора. Вот моя клятва: я положу тела Гектора и двенадцати знатных троянских юношей ему в ноги в могиле. Их кровью он заплатит Харону, чтобы тот переправил его через реку Стикс в царство мертвых[24].

Вскоре пришли женщины и смыли с Патрокла грязь. Они вымыли его спутанные волосы, забальзамировали раны сладко пахнущей мазью, стерли мягкой губкой следы от слез вокруг его крепко закрытых глаз. Только за это я мог благодарить судьбу: когда его принесли в лагерь, его веки уже опустились.

Всю ночь я держал его руку в своей, не чувствуя ничего, кроме отчаяния человека, чье последнее воспоминание о любимом было наполнено ненавистью. Уже две тени жаждали отмщения: Ифигения и Патрокл.

С первыми лучами солнца пришел Одиссей и принес две чаши разбавленного вина и тарелку ячменного хлеба.

– Поешь и попей.

– Только после того, как выполню то, в чем поклялся Патроклу.

– Он не знает о том, что ты делаешь, и ему все равно. Если ты поклялся убить Гектора, то тебе нужны силы.

– Я справлюсь.

Внезапно я уставился на него, только теперь осознав, что в лагере не было слышно признаков пробуждения.

– В чем дело? Почему все до сих пор спят?

– У Гектора вчера тоже был трудный день. На рассвете пришел гонец и попросил день перемирия, чтобы оплакать и похоронить мертвых. Битва продолжится только завтра.

– Если продолжится! – огрызнулся я. – Гектор вернулся в город, больше он оттуда не выйдет.

– Ты ошибаешься. – Глаза Одиссея сверкнули. – А я прав. Гектор считает, будто взял нас за горло, а Приам не поверит, что ты вернешься на поле боя. Уловка с Патроклом сработала. Поэтому Гектор с армией все еще на равнине, а не за стенами.

– Завтра я убью его.

– Завтра.

Он с любопытством посмотрел на меня:

– В полдень Агамемнон собирает совет. Воины слишком устали, чтобы помнить о ваших с ним отношениях, – ты придешь?

Я сжал пальцами холодную руку друга:

– Да.

Мое место рядом с телом Патрокла занял Автомедонт, а я отправился на совет, по-прежнему одетый в старую набедренную повязку из кожи и покрытый грязью. Усевшись рядом с Нестором, я задал ему немой вопрос: среди нас были Антилох и Мерион.

– Антилох догадался по тому, что ты вчера сказал ему, – прошептал старик. – Мерион догадался, слушая ругань Идоменея во время битвы. Мы решили: лучше уж полностью им довериться и связать их такой же клятвой.

– А Аякс? Он догадался?

– Нет.

Агамемнон был обеспокоен и мрачно заявил:

– Наши потери ужасны. Насколько я знаю, с начала битвы с Гектором мы потеряли пятнадцать тысяч мертвыми или ранеными.

Нестор покачал седой головой, пропустив сквозь пальцы блестящую бороду:

– «Ужасны» не то слово! О, если бы только с нами были Геракл, Тесей, Пелей с Теламоном, Тидей, Атрей и Кадм! Говорю вам: теперь воины уже не те. С мирмидонянами или без, но Геракл с Тесеем смели бы на своем пути все.

Он вытер глаза пальцами, унизанными перстнями. Бедный старик. Он потерял в битве двух сыновей.

И тут Одиссей разозлился, вскочил на ноги.