Песнь о Трое

– Абсолютно. – Дернув плечом, он стряхнул мою руку.

Автомедонт прищелкнул языком, упряжка двинулась к воротам, отделявшим наш лагерь от основного, пока я поднимался на крышу казармы.

Теперь сражение кипело перед первым рядом кораблей: Гектор казался непобедимым, – но расстановка сил изменилась в одно мгновение, когда на троянцев со стороны Скамандра вышли пятнадцать тысяч свежих воинов, во главе которых был некто в золотых доспехах, на золотой колеснице, заряженной тремя белыми конями.

– Ахилл! Ахилл!

Я слышал, как обе стороны выкрикивают мое имя, – это было настолько же странно, насколько неловко. Но этого было достаточно. Стоило троянцам увидеть фигуру на колеснице и услышать мое имя, как они обратились из победителей в побежденных. Они побежали. Мои мирмидоняне жаждали крови и налетали на отстававших, не жалея сил, безжалостно кромсая их на куски, пока «я» выкрикивал свой военный клич и поддерживал их.

Армия Гектора повалила наружу через симоисскую насыпь. Я поклялся, что никогда больше нога троянца не ступит внутрь нашего лагеря. Никакая, даже самая хитрая, уловка Одиссея не сможет меня убедить. Я обнаружил, что плачу, и не знал, по кому именно – по себе, по Патроклу или по всем погибшим ахейским воинам. Одиссею удалось выманить Гектора за ворота, но какой страшной ценой. Я мог только молить богов, чтобы потери Гектора сравнялись с нашими.

Ах! Патрокл преследовал троянцев по равнине. Когда я увидел, что он задумал, у меня дрогнуло сердце. Внутри лагеря толпа не давала никому подойти к нему достаточно близко, чтобы обман раскрылся, но на равнине – о, на равнине было возможно все! Гектор соберется с духом, и Эней еще в битве. Эней знает меня. Меня, а не мои доспехи.

Внезапно я понял, что лучше ничего не знать. Я ушел с крыши и сел на скамью у своего дома, ожидая, пока кто-нибудь придет. Солнце скоро сядет, сражение прекратится. Он останется жив. Он должен остаться жив.

Раздались шаги – младший сын Нестора, Антилох. Он рыдал и заламывал руки – все было ясно. Я попытался заговорить, но мой язык прилип к нёбу и с усилием я выдавил лишь вопрос:

– Патрокл мертв?

Антилох зарыдал в голос.

– Ахилл, его бедное нагое тело лежит на равнине среди троянского войска. Гектор расхаживает в твоих доспехах и смеется нам в лицо! Мирмидоняне убиты горем, но они не позволяют Гектору приблизиться к телу, хотя тот и поклялся бросить Патрокла на корм троянским псам.

Я вскочил, но колени мои подогнулись и я упал в пыль, туда, где стоял на коленях Патрокл, умоляя меня вступить в бой. Неправда, неправда. Но это было правдой. Я знал, что это случится. На мгновение я ощутил в себе силу моей матери и услышал плеск и рокот моря. Опять она наслала на меня морок. Я с ненавистью выкрикнул ее имя.

Антилох положил мою голову к себе на колени, его теплые слезы падали на мое плечо, пальцы растирали мне затылок.

– Он не хотел понять, – бормотал я. – Он отказывался понимать. Я никогда об этом не думал. Чтобы из всех именно он поверил, будто я могу оставить тех, кого люблю? Я дал им клятву. Он умер, считая мою гордыню сильнее гордыни Зевса, презирая меня. И я уже ничего не смогу объяснить. Одиссей, Одиссей!

Антилох перестал рыдать.

– При чем здесь Одиссей?

И тут я вспомнил, покачал головой и поднялся на ноги. Мы вместе пошли к воротам в защитной стене.

– Ты думал, что я покончу с собой?

– Недолго.

– Кто это сделал, Гектор?

– Гектор надел его доспехи, но кто именно его убил – неясно. Когда троянцы приняли бой на равнине, Патрокл сошел с колесницы и споткнулся.

– Его убили доспехи. Они были ему слишком велики.

– Мы этого никогда не узнаем. На него напали трое. Последний удар нанес Гектор, но тогда он мог быть уже мертв. Но он успел пустить им кровь: убил Сарпедона. Когда на помощь подоспел Эней, то обман раскрылся. Троянцы были в ярости от нашей уловки, но воспряли духом. Потом Патрокл убил Кебриона, возницу Гектора. Вскоре после этого он спустился с колесницы и споткнулся. Не успел он встать, как они набросились на него, словно шакалы: у него не было возможности защититься. Гектор сорвал с него доспехи, но прежде, чем успел увезти тело, подоспели мирмидоняне. Аякс с Менелаем до сих пор сражаются, защищая его.

– Я должен помочь им.

– Ахилл, ты не сможешь! Солнце садится. Пока ты туда доберешься, все будет уже кончено.

– Я должен помочь!

– Предоставь это Аяксу и Менелаю. – Он положил руку мне на плечо: – Я должен попросить у тебя прощения.

– За что?

– Я в тебе усомнился. Мне нужно было понять, что это все Одиссей.

Я проклинал свой длинный язык. Даже в мороке я был связан клятвой.

– Ты никому не должен этого говорить, Антилох, ты слышишь?

– Да.

Мы поднялись на крышу и посмотрели туда, где равнина была запружена людьми. Я заметил Аякса и увидел, что он крепко держит свежие силы фессалийцев на занятой позиции, в то время как Менелай выносит из битвы нагое тело, высоко подняв его на щите. Они возвращали Патрокла назад. Троянские псы не отведают его плоти.

– Патрокл! – закричал я. – Патрокл!