Хирон остановился неожиданно, и я съехал вперед, уткнувшись в спину Ахилла. Мы оказались на небольшом участке, где лес уступал чему-то вроде рощицы, полуокруженной скалистыми отрогами. Мы не были на самой вершине, но были близко, небо голубело и сияло над нами.
— Прибыли, — Хирон опустился, и мы неловко сползли с его спины.
Перед нами была пещера. Но назвать ее так — унизить, потому что слагал ее не темный простой камень, а бледно-розовый кварц.
— Входите, — сказал кентавр, и мы последовали за ним. Вход был так высок, что ему не надо было пригибаться. Мы заморгали — внутри было темновато, хотя, благодаря хрустальным стенам, светлее, чем должно было. В одном углу бежал родничок, утекавший куда-то наружу, в скалы.
На стенах висели странные вещи — тонкие бронзовые орудия. Над нами на потолке пещеры проглядывали очертания и линии созвездий и движения небесных светил. На выдолбленных в камне полках стояли дюжины глиняных горшочков с косыми метками. В одном углу висели инструменты, лиры и флейты, а вслед за ними — разные орудия и утварь для готовки.
Постель человеческого размера — высокая, покрытая звериными шкурами, — приготовленная для Ахилла. Не видно было, где мог бы спать кентавр. Может, и вовсе не спал.
— Сядьте, — сказал Хирон. В пещере было прохладно, приятно после солнца, и я с благодарностью опустился на одну из подушек, предложенных Хироном. Он отошел к роднику и наполнил чаши, которые и принес нам. Вода была сладкой и чистой. Пока я пил, Хирон стоял надо мной. — Завтра ты почувствуешь боль и будешь слаб, — сказал он мне. — А сейчас тебе стоит поесть.
Из горшка, булькающего на небольшом огне поодаль в пещере он положил нам жаркого с кусочками овощей и мясом. Были еще круглые красные ягоды, которые он достал из углубления в скале. Я ел быстро, удивленный, насколько же успел проголодаться. Взгляд мой все время возвращался к Ахиллу, и меня покалывало от радости и облегчения. Спасся.
С новообретенной смелостью я показал на бронзовые орудия на стене. — Что это?
Хирон сидел напротив нас, согнув и подобрав под себя лошадиные ноги. — Это для хирургии, — сказал он мне.
— Хирургии? — Этого слова я не знал.
— Врачевания. Я и забыл о том, как невежественны люди внизу, — голос его был равнодушен и спокоен, просто сообщая данность. — Иной раз надо избавляться от конечностей. Эти чтобы резать, а эти чтобы сшивать. Часто, избавляясь от чего-то, мы можем спасти остальное, — он наблюдал, как я рассматриваю орудия, особенно их острые и пилообразные края. — Ты желал бы изучать медицину?
Я покраснел. — Я о ней ничего не знаю.
— Ты отвечал не на тот вопрос, который я задал.
— Прошу прощения, учитель Хирон, — я не хотел сердить его. Он отошлет меня назад.
— Тут не за что прощать. Просто ответь.
Я чуть запнулся. — Да, я хотел бы научиться. Мне кажется, это пригодится, не правда ли?
— Это может очень пригодиться, — согласился Хирон. Он повернулся к Ахиллу, который следил за беседой.
— А ты, Пелид? Ты также думаешь, что медицина может пригодиться?
— Конечно, — сказал Ахилл. — Прошу не зови меня Пелидом. Когда я здесь, я просто Ахилл.
Что-то промелькнуло в темных глазах Хирона. Искра, почти веселье.
— Хорошо. Что из того, что есть тут, ты хотел бы изучить?
— Вот, — Ахилл указал на музыкальные инструменты, лиры и флейты, и семиструнную кифару. — Ты умеешь играть?
Взгляд Хирона был тверд. — Умею.
— И я умею, — сказал Ахилл. — Я слышал, ты обучал Геракла и Ясона, хоть пальцы их и не отличались проворством. Это так?
— Это так.
Это показалось мне невероятным — он знал Геракла и Ясона. Знал их детьми.
— Я хочу, чтобы ты обучал меня.
Взгляд Хирона смягчился. — Затем ты сюда и прислан. Я обучу тебя тому, что знаю сам.
Под лучами заходящего солнца Хирон провел нас через утесы, которые окружали пещеру. Он показал нам, где были логова горных львов[1]
, и где течет река, медленная и нагретая солнцем — там мы могли купаться.— Искупайся, если желаешь, — он посмотрел на меня. Я-то и позабыл, что грязен, весь в поту и дорожной пыли. Прибрал пальцами волосы — там было полно песка.
— И я с тобой, — сказал Ахилл. Он сбросил тунику и мгновением позже я сделал то же самое. Вода на глубине была прохладной, но приятно прохладной. — Вон там, видите, вьюны. И окуни. А это рыбец, которого южнее вы уже не найдете. Его можно узнать по выгнутому рту и серебристому брюшку, — говорил Хирон с берега.
Его речь мешалась со звуком текущей по камням воды и сглаживала отчуждение между мной и Ахиллом. Твердость, спокойствие и сила в лице Хирона делало нас снова детьми, и внешний мир, кроме этой возни в воде и сегодняшнего ужина, просто исчез. Когда он был рядом, трудно помнить о случившемся на побережье. Даже наши тела казались меньше рядом с туловом и крупом кентавра. И как мы могли думать, что повзрослели?
Мы выбрались из воды, свежие и вымытые, осушая волосы в последних лучах солнца. Присев на мелководье, я с помощью камней отскреб свою тунику от грязи и пота. Пришлось походить нагишом, пока она не высохнет, но таково уж было влияние Хирона, что я об этом и не задумывался.