Песнь об огненно-красном цветке

Я не отвечаю ей на это, а смотрю в ее сияющие глаза и говорю:

«До чего же ты меня понимаешь. Спасибо тебе за все. Недаром ты моя сестрица Майю».

Она садится за стол, ее маленькая ручка легко бегает по бумаге, а я принимаюсь объяснять ей свои записи. Так и идет время.

Она отодвигает бумаги и начинает весело болтать о том, что я, мол, великий начальник на сплаве, потому что у меня есть своя контора и свой секретарь — самый молодой и самый бравый начальник из всех возможных.

Я смеюсь.

«И нигде на свете нет другой такой милой девушки, как ты, сестрица Майю», — говорю я ей.

А она уже снова становится серьезной и глядит на меня так странно, что мне становится не по себе.

«Ты еще долго собираешься бродяжничать? Вот уже три года, как ты скитаешься».

«Неужели так много? — изумляюсь я. — А мне еще не надоело…»

«Будь я на твоем месте, я бы с этим немедленно покончила. Мы отправились бы домой, взяли хозяйство в свои руки и дали старикам отдохнуть — они на своем веку вдоволь натрудились».

Я смотрю на нее с удивлением.

«Отец-то? — отвечает она на мой взгляд. — Не беспокойся, он тебя давно простил. И он и мать ждут тебя не дождутся. Наш брат Хейкки — человек слишком мягкий для того, чтобы стать хозяином».

«Ты думаешь?» — радуюсь и смущаюсь я.

«Не думаю, а знаю! Сколько дел нас ожидает! Ты засеешь луга клевером, построишь новый скотный двор, мы разведем стадо втрое больше прежнего… Надо осушить Большое болото. Когда ты намерен этим заняться?»

«Большое болото? Как ты догадалась — я ведь и сам об этом думал».

«Как же мне не догадаться, я ведь твоя сестрица Майю. Осушить Большое болото — дело, правда, нелегкое, отец так и не осмелился за него приняться, но ты ведь больше отца и сильней его».

«Сестрица Майю, — восклицаю я, чувствуя себя счастливым. — Другой такой, как ты, нет нигде в мире, и я хочу тебя расцеловать… Мы вернемся домой уже на следующей неделе. Все будет так, как ты хочешь: стадо увеличится, поля расширятся, на болоте разрастётся душистый клевер и слава о хозяйстве Коскела разнесется по всей округе. Мы будем очень счастливы, ты станешь хозяйкой, я — хозяином. Потом мы постареем и поседеем, но наши дети… господи, да ведь я брежу!»

«Это самый прекрасный твой бред. Надеюсь, что он скоро станет явью, — улыбнулся сумрак, широко раскрыв иссиня-черные глаза. — Но зажги наконец лампу, здесь кромешная тьма!»

Вьюнок

— Будь я поэтом, я сложил бы песню — прекрасную, удивительную песню. Умей я играть на кантеле, я подыгрывал бы на нем своей песне. Песня моя была бы о тебе и о любви. Я пел бы о вьюнке с белоснежными цветами, потому что ты и есть вьюнок, моя девочка. Ты такая же красивая и нежная, такая же ласковая и легкая, как вьюнок. И в глазах твоих такая глубина и бесконечность, будто они — сама жизнь.

— Но ведь ты и в самом деле поёшь, Олави. Твоя речь — это песня, — отвечала девушка. Она вся светилась от счастья. — Спой еще. Я готова всю жизнь сидеть у твоих ног и слушать твои песни.

— Я и сам был бы рад этому, Вьюночек. То, что я встретил тебя, — просто чудо. Я ведь был уже уверен, что все на свете для меня поблекло и пожелтело, как в осеннюю пору.

— В осеннюю пору? — переспросила девушка и робко на него поглядела. — Не сердись, Олави, скажи мне, ты любил других? О тебе так много говорят…

Олави ответил не сразу.

— Может быть, и правду говорят, но разве ты не могла бы любить меня цельно и сильно, если бы знала, что я любил когда-то других?

— Я не об этом, — отвечала девушка, ласкаясь к нему. — Я не о себе.

— А о чем же?

Они поглядели друг на друга.

— Ах вот оно что, я понял. Я все понял по твоим глазам!

Он гладил голову девушки, точно хотел ее успокоить. Она прижималась к его коленям.

— Жизнь полна загадок. И самая удивительная загадка — человек. Я, действительно, любил, а сейчас мне кажется, что это были только сны о каких-то удивительных приключениях.

— Так, может быть, ты не любил их по-настоящему? Ведь когда любишь — отдаешь все, что у тебя есть, а это возможно только однажды.

Она сказала это совсем тихо, но так убежденно, что Олави задумался.

— Не знаю. Мне казалось, что я все получил и все отдал, что мне остается теперь только нищета.

И вдруг появилась ты — ни на кого не похожая, полная таких тайных сокровищ, которых мне никто еще не дарил. И мне кажется: я снова богат, молод и непорочен, будто впервые вступаю в жизнь…

— Правда?! Ты и в самом деле богат! Богат, как князь… а я, твоя недостойная рабыня, сижу у твоих ног. Но как может быть человек настолько богат и как вообще все это возможно — этого я не понимаю.

— Я думаю, Вьюночек, что глубине и богатству человека пределов нет, что он как природа — вечно юная, вечно обновляющаяся, переходящая от одного времени года к другому. Мне кажется: все, что случилось со мной до этого, было весенним похмельем. И только теперь наступило лето — тихое, теплое, счастливое. Я — точно сказочный замок, сокровищницы которого были закрыты на ключ. Только у тебя есть этот ключ — все остальные побывали лишь в прихожих, ты одна вступила в зал.

— Неужели это правда, Олави? Этих слов я не забуду никогда в жизни!