Песнь песней на улице Палермской

– Деду, наверное, потребовалось несколько лет. В основном из-за языка. Варинька всегда как-то умела эту тему обойти или сделать вид, что газеты и большая литература – пустая трата времени.

Сарказм позволил ей перевести дыхание.

– А я обнаружила это, потому что в Варинькиной версии все время появлялся какой-то карлик, – продолжает моя мать. – И я потом, когда мы читали роман в школе, никак не могла его там отыскать.

Я с удивлением смотрю на нее.

– Это была наша с дедом большая тайна, и мы решили оставить ее при себе. Даже Вариньке ничего не сказали. Она, наверное, проклинала себя, что не умеет читать, но была слишком горда, чтобы признаться в этом. Вот и я только теперь, когда ее больше нет, решилась рассказать об этом.

– О каком таком карлике вы говорите? – спрашивает Карл.

– Это был знакомый Вариньки. Он родился таким, как тот мужчина в бассейне, – объясняю я.

– А их на самом деле много? Я же сказал, что не верю карликам.

Мать моя скоренько меняет тему:

– Папа ко мне прилетал сегодня ночью. Хотел утешить меня. А потом снова улетел. Прямо через закрытую дверь. Да, а еще у меня Шнапс был на прошлой неделе.

Мать моя нанизывает одно предложение на другое, не останавливаясь. Прямо дышать за нее приходится. Ольга вздыхает.

– И кто же у нас Шнапс? – спрашиваю я.

– Это специалист по очистке помещений от призраков. Мы называем его Шнапсом, потому что имя у него звучит похоже. Он очистил от привидения нашу спальню, где долгое время стояла по утрам миниатюрная гренландская дама с ребенком на руках и глазела на меня, когда я просыпалась. И это меня сильно печалило, – рассказывает моя мать и наливает себе «Кампари».

– Жуть какая. И ты не боялась? – интересуюсь я.

– Да нет, для этого не было причин. Но надо подумать, может, и этот дом следует очистить.

Я разглядываю свою мать. Лиловоглазую Еву. Иногда меня просто поражает, что она до сих пор до умопомрачения красива. Красивая и сумасшедшая Ева.

– Кстати, я сегодня в бутик Lancômes в «Магазине» заходила.

Она единственная из моих знакомых, кто может увязать привидение с ночным кремом в одном предложении. Мать моя говорит об универмаге как о близком родственнике.

– Мне накануне приснилось, что у тебя фасад «Магазина» на спине вытатуирован, – замечает Ольга.

Мать моя невозмутимо продолжает:

– Я получила бесплатный набор с новым кремом для кожи вокруг глаз. Продавец был в шоке, когда узнал, сколько мне лет на самом деле.

Мы с Ольгой обмениваемся взглядами.

– А где мы будем Вариньку хоронить? – спрашивает моя мать, которая никогда не умела угодить своей собственной матери.

– Хммм… бабушка ведь ходила на похороны только для того, чтобы убедиться, что тот или иной баран действительно помер.

– Как было с этой русской, Ивонной, – вставляю реплику я.

– В общем, Карл, – начинает объяснять Ольга, усаживая сына к себе на колени, – Ивонна лежала в открытом гробу, а Сергей, он взял с собой в церковь бутылку армянского коньяку и прошептал на ухо покойнице:

– Хочешь выпить, пока мы гроб не закрыли?

Карл качает головой.

– Странный этот Сергей! – говорю я.

– Варинька ни при каких обстоятельствах не хотела, чтоб ее отпевали в русской церкви. Она ненавидела все эти ладаны, мирры и высокие камилавки, – продолжает Ольга.

Мы с матерью согласны с нею и в конце концов решаем провести церемонию прощания в церкви Нафанаила на Амагере и пригласить нашего любимого пастора.

При входе в церковь мне снова бросается в глаза надпись над дверями: «ВИДЕТЬ ВАС ХОЧУ НЕ ТАКИМИ, КАКИМИ МИР ХОЧЕТ». И я прекрасно знаю, что бы ответила на это Варинька.

На скамьях расположились Сергей и Иван вместе с другими скорбящими. Мясникова Лили, Йохан и Вибеке с Гретой заняли места во втором ряду. Остальные мне незнакомы. Может, это болельщики с собачьих бегов? Я и думать не думала, что у Вариньки столько приятелей и знакомых.

Во время церемонии я только и жду, что Варинька восстанет из гроба под барабанный бой и выйдет на поклон.

Бах-бах! Живая и дерзкая, в целости и сохранности, на собственных ногах.

– Она спасла мне жизнь, – рыдает Грета, утирая слезы носовым платочком.

Она, наверное, плачет сегодня больше всех.

После службы Йохан и пятеро русских выносят гроб на улицу, а мы следуем за ними.

И первое, что я вижу, – это как жена псаломщика в витрине прачечной самообслуживания напротив церкви закладывает в машину белье мужа. Псаломщик весит более центнера, и его трусы размера XXL заполняют все поле зрения. На краткий миг молчаливая, одетая в черное процессия составляет резкий контраст с трусами псаломщика. Вариньке это весьма понравилось бы. Что ж, даже торжественность этого момента Богу не дано сохранить.

Для кофе в Варинькиных комнатах мы с Ольгой в достатке запаслись армянским коньяком. Грета быстро опьянела, и Йохан вынужден поддерживать ее, когда она заплетающимся языком держит прощальную речь.

– Варинька спасла мне жизнь. Далеко не все были в восторге от ее супов. Это все, что я имею сказать.