Цзян Юн с недоверием взял чашку и понюхал ее содержимое. Резкий запах спирта и риса ударил ему в нос. Он набрался храбрости и, чтобы не казаться хуже Чан Пина, опустошил чашку за один глоток. Схватившись за обожженное горло, Цзян Юн поморщился, его бросило в жар.
— Какой ужас! Это невозможно пить!
— Это ты только пока так говоришь, мой юный друг. — Чан Пин усмехнулся и разлил вино по чашкам, а потом звонко поставил кувшин на стол. — Давай еще по одной, и я пойду брать для нас комнаты на эту ночь. Скоро здесь совсем уж невыносимо станет.
Спустя пару минут у Цзян Юна слегка кружилась голова. Он никогда не пил алкоголь, и жаль, что его первый опыт оказался таким неудачным. Но отказывать Чан Пину не хотелось, ведь он очень помог ему, когда вмешался в разговор между ним и Тай Фэном. Дабы расслабить свои напряженные как струны нервы, Цзян Юн выпил еще чашку. Второй раз дался ему также нелегко, однако рисовое послевкусие смягчало общее ощущение от вина.
— И еще! И еще! — Чан Пин снова бросился разливать вино. Его руки слегка дрожали, широкая улыбка не сходила с лица. — Завтра мы с тобой двинемся дальше в путь, может, пойдем к гильдии Алого шелка… Ты же гость теперь у нас, увидеть все должен! Внутрь нас не пустят, но хотя бы издалека посмотрим!
— Должен, должен! — Цзян Юн чувствовал, как смелость наполняет его душу. Вино давало легкость в мыслях, но в придачу туманило голову. Он ударил кулаком по столу и хмуро посмотрел на Чан Пина. — А потом двинемся на императорский дворец!!!
Внезапно все голоса в трактире разом затихли, взгляды посетителей устремились в сторону Цзян Юна. Чан Пин широко раскрыл глаза и затаил дыхание. Он мотнул головой и сжал дрожащие руки в кулаки. Где-то наверху раздвинулись двери и зашуршали полы одежды.
— Наверх, — прошептал Чан Пин и указал пальцем в соответствующем направлении.
Цзян Юн поднял голову и увидел Тай Фэна, суровым взглядом смотрящего прямо ему в глаза.
Цзян Юн напрягся, неловко улыбаясь в ответ на леденящий душу взор предсказателя. Тай Фэн кивнул своим телохранителям, и они тут же стали спускаться. В трактире все еще стояла могильная тишина. Когда двое вооруженных мужчин спустились, Цзян Юн был готов броситься к выходу. Однако их курс сменился, они шли по направлению к официанту, стоящему у стены.
— Три кувшина с «Жаром дракона» для господина, — сурово приказал один из телохранителей. — Живей!
Молодой официант убежал за напитком, и все вокруг выдохнули с облегчением. Голоса снова наполнили трактир. Цзян Юн через силу оторвал взгляд от Тай Фэна и залпом выпил свое рисовое вино.
— Признаться, дружок, я чуть деру не дал. — Чан Пин слабо улыбнулся и тоже выпил. — Совсем ты за своим языком не следишь! Изворотливый он у тебя, словно речная змейка!
— Да я даже и не подумал! — Цзян Юн снова стал ощущать радость внутри и приступил к четвертой по счету чашечке вина. Он смотрел на кувшин и не мог понять, откуда появился еще второй. А почему Чан Пина тоже стало два?
— Тогда начни думать! Иначе ты здесь не выживешь. — Сборщик трав медленно встал и поплелся сквозь толпу, чтобы заказать им комнаты.
Цзян Юн поднял голову в надежде еще раз увидеть Тай Фэна, но на третьем этаже уже никого не было.
Цзян Юн подпер щеку кулаком, держа в другой руке наполненную вином
Время близилось к середине ночи. Чан Пин ушел в свою комнату, наказав Цзян Юну долго не сидеть и не попадать в неприятности. Однако «неприятности» и сами уже давно следовали за ним по пятам с тех пор, как он оказался здесь.
Настроение посетителей в трактире разгорячилось. Было очень душно и шумно. Перед глазами Цзян Юна то и дело расплывчато мелькали яркие одежды женщин, основное занятие которых — доставлять удовольствие всем желающим, если на то есть деньги. Цзян Юн уже сбился со счета, сколько чашек вина выпил, но его это не волновало. Впервые за долгое время душа была спокойна, разум затуманен, помыслы неясны. Он выводил причудливые узоры пальцем на столе, пока к нему не подсели две девушки. Одна из них приобняла Цзян Юна за плечи и прижала к себе.
— Какой милый заблудившийся юноша. — Девушка начала ворковать над его ухом. Цзян Юн вздрогнул, не в силах пошевелиться. — Мы можем излечить все твои печали, мой хороший.