Песнь призрачного леса

Это он убил отца. Он – подлинный виновник его смерти. Он, а не скрипка. Потому он тебя до скрипки и не допускал – не хотел, чтобы открылась истина.

Встряхиваю головой в отчаянной попытке рассеять чары Черного Человека. Поверить в то, что Джесс совершил преступление, невозможно, но и вырвать подозрение с корнем я не в силах. После всего услышанного на свидании в изоляторе? И потом от Джима? Нет.

Брат опускается на колени рядом со мной.

– Положи скрипку. Ты просто не представляешь, какая в ней страшная сила. Что она сделала с ним.

Отшатываюсь от него, встаю и слышу со стороны свой голос:

– Что ты с ним сделал, Джесс?

Он тоже встает и дерзко вскидывает голову.

– С папой?

Я застываю без движения, глядя на него, и он тянется за скрипкой. Не успев даже понять, что делаю, отдергиваю одну руку, другой влепляю ему пощечину.

– Не смей!

Это заставляет Джесса отпрянуть, прижав ладонь к щеке. Сама я, потрясенная содеянным, подношу пылающие пальцы к открытому рту.

– Ага. Он тоже однажды так меня ударил, когда я пытался помешать ему играть на проклятой скрипке!

– Лжешь, – отвечаю. Еще одна трещина в фундаменте моей личности.

– Он не был идеальным, как бы тебе того ни хотелось. Ты в нем видишь прямо божий дар этому гнилому мирку. А это не так! Своих призраков и скрипку он любил в тысячу раз больше, чем нас! – Тревога за меня сменяется у парня яростью с быстротою молнии.

– Неправда! Ты сам не знаешь, что мелешь! – Что, если с Джессом Черный Человек тоже водит знакомство, как со мною, и нашептывает ему устами папы, как нашептывает мне? Вот прямо сейчас нашептывает…

– Когда я бросил заниматься на скрипке, он со мной две недели не разговаривал, – надрывается мой брат. – Просто перестал замечать. А я был ребенком!

Не знаю, что на такое отвечать. А Джесс давит и давит – неумолимо, безжалостно:

– Он не бросал скрипку, продолжал играть, даже когда точно знал, что причиняет боль и вред тебе. А ведь я ему рассказывал о маленькой девочке с потолка, которая не дает тебе покоя.

Я ошарашена. Ужас холодной мертвой рукой хватает меня за горло. Наверное, раньше надо было складывать два и два…

Папа понимал, что своей скрипкой подвергает меня опасности, и все-таки продолжал играть. Страсть к инструменту была для него важнее, чем благополучие дочери.

Усилием воли отгоняю эту горькую мысль.

– Что ты знал о той маленькой девочке?

– Она являлась тебе в ночных кошмарах. Ты натыкалась на нее повсюду в доме. Часто плакала и жаловалась: мол, у тебя на потолке живет мертвый ребенок. А потом еще осы…

Я содрогаюсь, вспомнив, как отвратительные сетчатые крылышки касались моей кожи, предвещая неминуемые укусы. Глаза наполняются слезами.

– Это была третья сестра, Брэнди. Папина и тети-Инина. Она погибла из-за их отца.

– Чего? О чем ты?

– Тетя Ина мне рассказала. Потому-то папа и был одержим скрипкой. Не хотел отпускать от себя покойную сестренку. – Какая-то отдаленная часть сознания, недоступная даже для Черного Человека, подсказывает: да ведь и ты занимаешься тем же самым. Цепляешься за инструмент, чтобы удержать рядом отца.

Джесс бледнеет, но тут же встряхивает головой.

– Ладно. Ясно. В общем, какая разница? Мертвая сестра. Против нас – живых детей. Он выбрал ее. – Мой брат складывает руки в замок.

А я вновь слышу шепот Черного Человека – и ежусь от озноба и произношу, озвучиваю его ядовитые речи, прежде чем успеваю осмыслить их:

– За это ты убил папу. За то, что, по-твоему, он мало нас любил.

Честное слово, я не собиралась этого говорить, я даже в глубине души не до конца в это верю, но обвинение просто вылетело из меня, как пробка из бутылки шампанского.

Джесса от удивления открывает рот.

– Я не убивал его. Я… только старался спасти тебя. Оградить, защитить… Я не хотел папиной смерти, клянусь. Все только ради твоей безопасности… Мне исполнилось тогда всего тринадцать, Шейди! А по ощущениям – уже на полпути к могиле. Надо было избавить от такой участи хотя бы тебя.

– Избавить? – горько смеюсь я. – И от чего же ты меня избавил?

Уж точно не от папиного бремени. Не от ноши, что свалилась на меня после трагедии. Скрипка и есть эта ноша. Конечно, ноша, как бы я ее ни любила. Теперь – только моя, и больше ничья.

– Я его не убивал, – повторяет брат, и в глазах его – мольба, смешанная с отчаянием. – Только забрал скрипку, когда уезжал гостить к другу на озеро. Не хотел, чтобы отец играл, пока меня нет. А за последствиями проследить было бы некому. И с тобой могло что-нибудь плохое случиться!

«Лжет. Всегда лгал. Фрэнку о Джиме, и тебе тоже, помнишь?» – брызжет слюной Черный Человек.

Мотаю головой, стискиваю зубы. Меня словно разрывает надвое.

– Вранье, – выношу вердикт Джессу. – Ты просто собирался уничтожить скрипку. Ты всегда ее ненавидел.

Джесс заглядывает мне в лицо, и то, что он там прочитывает, решает дело.