Песнь Серебряной Плети (СИ)

В конце концов, Киэнн не придумал ничего лучше, как смешать все три оставшихся невостребованными противоядия (в надежде, что, ежели уж они снимают магические эффекты, то вдруг и на природную сопротивляемость как-то повлияют?) и предложить Хюмиру выпить получившуюся гремучую смесь. На удивление, безумный план сработал, и в до этого непробиваемой защите ётуна удалось нащупать брешь. Но даже после этого работа шла мучительно медленно и на превращение ушло около трех суток, в течение которых Хюм стоически терпел ломку костей, растягивание мышц и сухожилий и все прочие «радости» принудительной трансформации. И не просто терпел, но неутомимо балагурил, подбадривал и искренне восхищался талантами и усердием «мальца Ки», если не сказать — смотрел на него, как на внезапно сошедшего с небес бога. Конечно, выражал он свое восхищение, как всегда, в весьма специфических и красочных речевых оборотах, которые Киэнн без труда переводил на более адекватный язык. Ну, вернее, понимал без перевода.

Наконец процесс был завершен и исполинское тело ётуна оказалось упаковано в сравнительно компактную оболочку медвежьего облика. Получилось весьма сносно: чуть крупнее обычного гризли, масть скорей желтовато-рыжая, не шибко медвежья, ну и борода с косичками до пояса. Но в целом Киэнн мог собой гордиться.

— Ну что, косолапый, — ухмыльнулся старому приятелю он, — будем учить тебя танцевать. Надеюсь, дрессировке ты хоть поддаешься, а то ведь, того и гляди, нас с тобой выгонят в шею из этого цирка. Будешь тогда на помойке рыться, дерьмо жрать…

Медведь отвесил Киэнну шутливую, но все же весьма ощутимую оплеуху.

— Оставлю без меда! — строго пригрозил заколдованному ётуну Киэнн. — И еще и пчелиный рой натравлю на твою медвежью сраку. Или осиный, по желанию.

Безусловно, было бы удобнее, если бы ётуна удалось трансформировать во что-нибудь более прямоходящее и разумное, но такая магия граничила с другой, запретной магией кражи облика, и в нее кого попало не посвящали. А заставить идти в ногу медведя, то и дело норовившего опуститься на четыре лапы, оказалось той еще морокой. В общем, лабиринт они прошли верно только с девятой попытки. И Киэнна бесконечно порадовало, что за ошибку магический узел коридоров не бил каким-нибудь разрядом молний — сразу видно, что Эрме к его созданию руки не приложил.

— Хюм. — На этот раз распахнутая золотая дверь отчего-то вызвала новый приступ странной ноющей боли там, где положено быть сердцу. — Медвежий облик я с тебя снимать пока не буду. Прятаться-то ты не умеешь. Смотри, не одичай там совсем. Недельки через две-три притопаешь… Ну, я потом скажу куда. Мёду много не жри, зубы испортишь. А теперь вали давай отсюда ко всем хренам! Уноси свою жирную волосатую жопу к драной Фенрировой матери! В общем, — Киэнн вздохнул, — был рад тебя видеть, борода. До скорого!

И медведь Хюмир ушел. И вместо него вновь нахлынула какая-то глупая пустота, которую он всегда носил с собой, но раньше как бы и не чувствовал. Но стоило заполнить ее только однажды… В первый раз, должно быть, тогда — на ступеньках Стеклянной Башни Аннвна… Да ты никак и впрямь отравила меня, Этт. Вывернула наизнанку душу, которой у меня никогда не было.

Вот только не хватало на старости лет заболеть дурацкой юношеской сентиментальностью! Отставить нытье! У тебя вон за трое суток полсотни клиентов накопилось. А до часа икс, даже при самом лучшем раскладе, не больше двух ночей…

Час икс пришел на вторую ночь. И вытащить троих последних пленников Киэнн уже не успел. Конечно, он пытался сжульничать — чуть раньше, когда уже окончательно выбился из сил и предчувствовал непоправимое. Он был бы не он, если бы не попробовал! Думал, окей, дверь выпускает только одного, и того, кто в точности выполнил ритуал, но что будет, если, скажем, пройдут двое, после чего первый взгромоздится на плечи второму и так шагнет в портал? Или даже еще круче: десяток фейри обернется мелким зверьем: мышами, белками, сойками, гадюками, да хоть червями, если кто умеет — и влезет за ворот одиннадцатому! Вдруг выйдет поиметь систему? — Хрен там. Попытка завершилась трагедией: обоих «подопытных» располосовало надвое, выбросив полтела за пределы темницы и окатив Киэнна и десяток присутствующих уже не грязью и смрадом, а горячим багровым душем. Проводнику злосчастных беглецов тоже прилетело, хотя и послабее. Однако голова гудела и левая рука едва поднималась до сих пор. Приходилось поддерживать ее под локоть правой — иначе-то дверь не откроешь. Больше жульничать Киэнн не рискнул. А потому на этот раз просто ушел, стараясь не смотреть в глаза оставшимся. Ушел торопливо и незаметно, чувствуя, как жадная утроба костяной темницы уже понемногу наполняется липким «желудочным соком». Сбежал, не оглядываясь, в очередной раз спасая свою шкуру и предоставив неразборчивой смерти «трапезничать» другими. Невидимой тенью промелькнул на выходе — боялся, что остановят. Удрал, вновь чувствуя себя трусом и подлецом.