Песнь Серебряной Плети (СИ)

По правде говоря, на первых порах она не только не поняла источника и причины этих новых ощущений, но даже не обратила на них мало-мальски серьезного внимания. На фоне куда более заметных изменений, еще один или два необычных симптома точно не делали песни. А когда и обратила, еще долго не могла разобраться в их природе и значении. И даже когда первые смутные подозрения принялись всплывать где-то на периферии сознания, отмахивалась от них, как от докучливых мух. Ну что за вздор, в самом деле? Как бы то ни было, не на второй же или третьей неделе! Так не бывает…

А, собственно, почему не бывает? С кем не бывает? С человеком? Ты не человек, сладенькая. Ты — дитя Аннвна, кошмарный демон или древнее полубожество. С чего ты взяла, что хоть в чем-то похожа на человека?

Что-то тихо билось у нее внутри. Точно пойманный мотылек в ладошку. Трепетало. Каждый миг настойчиво и дерзко напоминало о своем присутствии. Там, где-то пониже пупка. И ее новые обостренные чувства подсказывали ей, что с каждым днем — самую чуточку выше. И сильнее. Уверенней. И если, конечно, загадочная физиология фоморов не подразумевала наличия второго сердца на месте матки, вывод напрашивался сам собой.

Конечно, от этой мысли голова шла кругом. Было не похоже на то, чтобы Дэ Данаан лгал ей насчет проблем с воспроизводством у народа фейри. И вряд ли она — нет, он, потому что, если следовать принятой логике, проблема заключалась именно в нем — стал счастливым исключением из правила. Их заговоренный край, по-видимому, каким-то образом строго регулировал рождаемость в своих пределах. Но только в них! Да, она помнила о том, что дети фейри, рожденные в мире людей, отличались от родителей. То же самое она несколько раз находила в поздних хрониках, датированных, конечно, очень расплывчато, но описывающих события, связанные с королями Маг Мэлла, которых Киэнн с уверенностью называл своими прадедами в шестом-седьмом поколении, а значит, по прикидкам Эйтлинн, правивших как раз не более пяти сотен лет назад. Но к детям Аннвна это не относилось! И нежданный наследник короля мог одним махом решить если не все существовавшие проблемы, то большую их часть! Вот только…

Судя по всему, перехода в Маг Мэлл ее еще не рожденное дитя точно не переживет. А значит…

— Нет, — категорически помотал головой Киэнн.

— Опять нет? — вспыхнула Эйтлинн. — Ты что, издеваешься?

— Во-первых, я в это не верю, — невозмутимо начал он. — Это сущий вздор и несусветная нелепость. С таким же успехом ты можешь предложить мне поверить в непорочное зачатие…

— Про партеногенез слышал? — не удержалась, чтобы не съязвить Эйтлинн.

Киэнн подозрительно покосился:

— Нет. Что это?

— Однополое размножение, если хочешь.

Он ухмыльнулся:

— Не хочу. А кто так размножается?

Эйтлинн слегка стушевалась: по правде говоря, она точно не помнила. Но явно не люди и даже не высшие приматы. Хотя при чем здесь люди, в конце концов?

— Кажется, черепахи.

Киэнн хмыкнул:

— Бедолаги. Хорошо, что я не черепаха. Но это не имеет отношения к сути дела…

— А ты знаешь, что они звали себя Детьми Аннвна? — вновь с жаром перебила его Эйтлинн. — В противовес Детям Маг Мэлла.

Глухую защиту Киэнна это тоже не пробило ни на дюйм.

— Очень поэтично, но ничего не значит. Этт, ну сама подумай: какая жизнь может возникнуть в мире смерти? С чего бы вдруг бесплодному краю…

— А Ши-Ланэ? Хочешь сказать, она не источник жизни в мире смерти?

Киэнн возвел очи горе:

— Ну хорошо, если даже допустить, что все именно так, как ты говоришь — неужели ты и впрямь считаешь меня таким мудаком?

Эйтлинн растерянно нахмурилась:

— В смысле?..

Киэнн глубоко вдохнул:

— Я не хочу использовать тебя таким образом. Просто не хочу. И это вторая причина.

Она нервно прикусила губу:

— А как же «все всех используют, разница только в том, для чего именно»?

Он отвел глаза:

— Не в этот раз.

Фоморка сдержала порывистое дыхание и хитро прищурилась:

— Ты меня просто изумляешь, Дэ Данаан! Ну… а если именно я хочу использовать тебя? Как донора. Скажем, чтобы сделаться королевой-матерью и все же получить свою долю власти над Маг Мэллом. Ты против?

Он резко вскинул голову:

— Ты не поверишь, но да. Я категорически против.

Краска вновь ударила в лицо Эйтлинн, в голове загудело и с языка непрошено, само собой сорвалось яростное:

— К твоему сведению, ты уже ничего не решаешь! Будет так, как захочу я. И не иначе.

— Окей, мэм, — презрительно отсалютовал Киэнн.

И, конечно же, сделал самое глупое, что только мог сделать: ужрался до поросячьего визга. Так что последующие несколько часов Эйтлинн познавала самую темную и похабную сторону блюза. Причем, по мере того, как связки горластого полуэльфа садились, из сладкоголосого Планта, неуемно вещавшего о лимонах и бананах, а также способах их употребления, он все больше превращался в охрипшего Моррисона, и уже и вовсе не церемонился в выражениях. Примерно на восьмой-девятый час концерта Эйтлинн уже невыносимо хотелось пойти и придушить придурка собственными руками. К счастью для них обоих, Киэнн окончательно сорвал голос и вынужденно замолчал.