Песнь шаира или хроники Ахдада

И, придя к реке, я подпоясался, подоткнул платье и подошёл к реке и, развернув свою сеть, закинул её первый раз, но вернулась сеть с тиной речною. Тогда закинул я ее во второй раз, но вернулась сеть с травою речною. И стеснилась моя грудь, и смутились мысли, и я воскликнул: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Чего хочет Аллах, то бывает, а чего не хочет он, то не бывает! Надел — от Аллаха, — велик он и славен! И когда даёт Аллах рабу, не отказывает ему никто, а когда отказывает Аллах рабу, не даёт ему никто!» И потом, от охватившего меня великого огорчения, произнёс я такие стихи:

Когда поражает рок своею превратностью,
Терпение ты готовь, и грудь для него расправь,
Поистине, ведь господь миров, в своей щедрости
И милости, после горя даст облегчение.

— Короче, о несчастный среди рыбаков, — молвил Шамс ад-Дин, — еще один стих и я велю Джаваду отрубить твой лживый язык!

— Но тогда шахиншах флейтистов никогда не узнает окончания истории.

После прочтения этих стихов, я сказал себе: «Брошу ещё этот раз и положусь на Аллаха. Может быть, он не обманет моей надежды». И я подошёл и бросил сеть в реку, размахнувшись на длину руки, и свернул верёвки и подождал некоторое время, а потом я потянул сеть и нашёл её тяжёлой. И, почувствовав, что сеть тяжёлая, стал я действовать с нею осторожно и тянул её до тех пор, пока она не вышла на сушу. Но оказалась в ней всего одна рыбка, и даже не с золотой чешуей, как в сказке Аль-сандара ибн Сергия, а обычная щука, средних размеров. И, увидав её, я воскликнул: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха! Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся! Что это за скверное счастье и зловещее предзнаменование! Что случилось со мной в этот благословенный день! Но все это — по предопределению великого Аллаха!»

И потом я взял рыбу и хотел было бросить ее в корзину, как вдруг заговорила она со мной на человечьем языке.

— Врешь, врешь, собака, не бывать такому, чтобы рыбы говорили словами людей. Или ты возомнил себя Сулейманом ибн Даудом — мир с ними обоими — который, с позволения Аллаха всемилостивейшего и всезнающего, понимал язык животных и птиц!

— Не знаю, не знаю, но щука сказала: «О Халифа, удержи твою руку и не бросай меня в корзину, а выпусти обратно в реку, в благодарность за это, я что хочешь для тебя сделаю».

И, услышав слова щуки, я тут же пожелал себе в этот день большого улова. По велению щуки, я взял сеть, подошёл к реке и закинул её, отпустив верёвки, а потом я потянул сеть и нашёл, что она тяжелей, чем когда бы то ни было. И я до тех пор бился над сетью, пока она не вышла на берег, и вдруг она оказалась полна рыбы всевозможных сортов и размеров. И я высыпал улов в корзины, и они оказались полны сверх меры.

Тогда щука снова сказала: «Я выполнила твое условие, отпусти меня обратно в реку, и всякий раз после этого, как ты будешь приходить к реке и звать меня, я стану выплывать и выполнять любое твое желание».

Но, увидев, что корзины полны рыбы, я понял, что мне самому не донести их до города.

Тогда я сказал:

«Погоди, о говорящая рыбина, вот мое второе повеление: желаю, чтобы корзины пошли на базар сами!» И в тот же миг у корзин выросли ноги, и они зашагали к городу, а люди, что попадались у них на пути, и другие рыбаки, в испуге шарахались в стороны.

Тогда щука сказала: «О, Халифа, я выполнила второе твое желание, и клянусь Аллахом всевидящим и всезнающим, а мы щуки тоже верим в Аллаха и пророка его, если ты сейчас же выпустишь меня, всякий раз как станешь ты приходить к реке, я стану выполнять любое твое желание, и даже если ты захочешь жениться на дочери султана, я выполню и это желание».

Но тут я заметил (а род Халифов-рыбаков славится наблюдательностью и умом), что у щуки румяные бока и упитанность ее выше всяких похвал, а у меня с утра кунжутового зернышка во рту не было, и я почувствовал страшный голод. Тогда я взял в руки дубинку и, покрутив ею в воздухе три раза, опустил ее на голову щуки.

— О полоумный, — воскликнул Шамс ад-Дин, — только не говори, что ты убил рыбину, исполняющую желания!

— Если бы Аллах всевидящий и всезнающий хотел, чтобы корзины ходили по земле, как люди, он бы сам приделал им ноги, а если этого не случилось, значит это против воли Аллаха, — важно изрек Халифа.

— Горе мне горе! Горе правителю у которого такие подданные! — закрыв лицо руками, воскликнул Шамс ад-Дин. — Ну, продолжай же дальше, что произошло с тобой и щукой, и откуда у тебя невольница по имени Зарима.