Песнь шаира или хроники Ахдада

— Хорошо, — наконец произнес шаир. — Я продолжу историю султана Шамс ад-Дина Мухаммада и визиря его Абу-ль-Хасана, но вы — все, здесь присутствующие должны пообещать, не мне, но себе, когда в следующий раз встретите шаира, упросить его поведать историю о трех яблоках.

— Обещаем!

— Обещаем!

— Или прочесть ее в свитках и книгах, которые — а слухи об этом не пустой звук — ходят в среде обученных грамоте и письму людей.

— Обещаем!

— Обещаем!

— Давай уже дальше!

И шаир склонил голову.

— Слушаю и повинуюсь.

35 Продолжение рассказа о султане Шамс ад-Дине Мухаммаде и о превратностях судьбы

— Аллах свидетель — удивительные вещи творятся в моем городе, и разгадка их за этими воротами, — султан славного города Ахдада Шамс ад-Дин Мухаммад, ввиду секретности предприятия, произносил речи громким шепотом, ибо шепот, как и радость, и горе также может быть громким. Особенно, если шепчет владыка местности и жизней.

Вперед вышел Джавад и тем же шепотом произнес:

— О царь времени, владыка веков и столетий, ворвемся же внутрь, и кто бы ни был за воротами: огромная змея или коварная колдунья, клянусь Аллахом, не избежит муарового лезвия моего верного шамшера.

— Ворваться-то мы ворвемся, но твой шамшер, наряду с жизнями, заберет и разгадку тайны, и огонь недосказанности будет еще долго мучить славного султана, как и всех здесь присутствующих, пусть одним ухом и одним глазом, но посвященных в загадку из загадок, — голос разума, голос визиря Абу-ль-Хасана.

Шамс ад-Дин почесал под чалмой, силясь выбрать наиболее мудрое решение из возможных.

Аллах защити — выбрал, ибо глаза султана засияли в ночи собственным светом, словно две звезды, упавшие с неба прямо в глазницы повелителя правоверных (а кто сказал, что султан в своем городе не повелитель правоверных).

Шамс ад-Дин обратил огонь глаз на притихшего и даже благоразумно отошедшего в тень повара Пайама.

— Раздевайся!

— Я-а-а…

Путаны тропы мыслей человека, а если этот человек — высок, а если поставлен над другими, а если держит в своих руках жизни и судьбы, если султан… путанее в тысячу раз. Аллах, только Аллах, тот, кто возвысил небеса и простер землю, читает в умах, как в открытой книге, да и он, услышав в ночи, в близости опасности, слова великого султана… что подумал Аллах — неведомо, да и возможно ли смертным постичь замыслы и мысли бога. А вот подданные подумали, что султан того… умом тронулся, или, выражаясь ученым языком придворного лекаря из северных земель — сбрендил.

— Раздевайся!

— Ну… я… э-э-э… — ища защиты, повар посмотрел полными жалости глазами на окружающих.

Мамлюки старательно прятали глаза, а Джавад начал усиленно ковырять кладку каменного забора, делая вид, что всецело поглощен этим занятием.

— Быстро, я кому сказал! — словно нетерпеливый юноша в преддверии брачной ночи, султан начал разоблачаться сам. В пыль переулка безжалостно полетели и дорогой гиббе, и нижний кафтан. — И ты! — последний окрик относился к визирю.

— Я-я-я? Ваше сиятельство, мин херц, — Абу-ль-Хасан знал множество языков, и во времена сильных волнений, переходил на них. — Ясновельможный пан изволят шутить.

— А вы, — Шамс ад-Дин обращался к мамлюкам, пристраивающимся к стене, рядом с Джавадом, — отыщите ему небогатую одежду, если потребуется, поднимите соседей. Мы войдем в дом под видом повара и его помощника. Да, и корзины, не забудьте корзины, вроде мы с собой принесли заказанное блюдо. В корзины мы сложим оружие. Еще до первого азана я узнаю, что творится в этом доме. А вы не зевайте, обнажите мечи и ждите. Как только услышите: «Во имя Аллаха милостивого и справедливого, верные воины, ваш повелитель призывает вас!» — тут же врывайтесь в дом.

36 Рассказ о визире Абу-ль-Хасане и о превратностях судьбы

У Абу-ль-Хасана тряслись ноги, кроме ног, дрожали руки. Все бы хорошо, но руки сжимали корзины, и лежащие в них сабли издавали негромкий, но хорошо слышимый, особенно в ночи, звон.

Надвинув небогатую чалму повара почти на самые брови, султан Шамс ад-Дин Мухаммад уверенно вышагивал впереди.

А ну как колдунья внутри разгадает обман и обратит их в… аистов. А ну как за воротами окажется множество воинов и султан не успеет произнести и первых трех слов спасительно фразы. Нельзя было придумать покороче! Например: «Убивают!!»

У входа в дом, богатый дом с колоннами и лепкой, их встретило двое слуг. Словно сама ночь соткала из нитей тьмы две огромные фигуры. Абу-ль-Хасану они показались демонами ночи, черными ифритами, из тех, что прокляты Аллахом и навечно приняли на облик и душу печать тьмы. Хотя нет, у ифритов нет души. Значит — на облик.

Только зубы и глаза жемчужными вставками белели на эбеновых лицах. Черные руки сжимали рукояти вороненых сабель. Если воины и уступали в размерах Джаваду, то ненамного.

— П-пайам, п-повар…