Песнь шаира или хроники Ахдада

Дует ветер с тех мест, где стан моей милой,
И ты видишь, что от любви я безумен.
Ночь сближенья нам кажется светлым утром,
День разлуки нам кажется чёрной ночью.
И прощанье с возлюбленной — труд мне тяжкий,
И расстаться с любимыми нелегко мне.
На суровость я жалуюсь лишь любимой,
Нет мне в мире приятеля или друга.
И забыть мне нельзя о вас — не утешит
Моё сердце хулящих речь, недостойных.
Бесподобная, страсть моя бесподобна.
Лишена ты подобия, я же — сердца.
Кто желает слыть любящим и боится
Укоризны — достоин тот лишь упрёка.

11 Повествование о Шамс ад-Дине Мухаммаде

— султане славного города Ахдада, о его побратимах, о дивном избавлении и о чудесах, что произошли с ними после избавления

— Славим нашего хозяина — славного султана, славного города Ахдада — Шамс ад-Дина Мухаммада!

— Славим!

— Славим!

— Пусть Аллах дарует ему долгие годы жизни!

— Жизни!

— Жизни!

— Пусть правление его будет радостным, а заботы необременительны!

— Пусть!

— Пусть!

По возвращении в славный город Ахдад, султан Шамс ад-Дин Мухаммад сперва принимал поздравления по поводу чудесного возвращения. Затем принимал ванну. После ванны снова принимал поздравления. Сейчас принимал пищу. Вместе с побратимами, которые время от времени не забывали выкрикивать здравицы в честь хозяина.

— Пусть мудрость славного султана (а в мудрости его ни у кого нет сомнения) с годами умножится, а ум станет острее!

— Острее!

— Острее!

— Пусть мужская сила его не иссякнет, а копье выдержит не один набег!

— Пусть!

— Пусть!

Радость возвращения очень скоро сменилась горечью забот.

И визирь Абу-ль-Хасан, за годы научившись понимать состояние султана, тревожно потирал шею и ерзал на подушках, словно они были набиты не нежнейшим пухом, а заостренными кольями.

— Пусть…

— Пусть!

— Пусть!

И даже посещение гарема не развеяло заботу султана. И даже предстоящая ночь с любимой женой Гюльчатай, которую уже обрадовали, и которая сейчас готовилась, не прибавляли радости к его радости. Ибо, если к пустому прибавить пустое, останется… пусто.

— А богатства его множатся!

— А слава растет!

— А город процветает!

— А враги помирают!

— Пусть!

— Пусть! Хорошо Аллах запретил питье вина. Шамс ад-Дин слышал, на пирах неверных, которые имеют скверную привычку злоупотреблять напитком лоз, подобные обеды заканчиваются всеобщей дракой.

Хотя, какая драка в султанском дворце. Отважные мамлюки за дверьми, и бдительный Джавад то и дело поглаживает рукоять верного шамшера.

— А глаз остер!

— А рука тверда!

— А копье выдерживает пять набегов!

— Шесть!

— Восемь!

— За ночь.

— За пол ночи!

— За четверть!

— Пусть!

— Пусть!

Вторым, кто заметил состояние султана — ибо право первенства принадлежит визирю — был Никто, сидевший по правую руку — как их избавитель — от Шамс ад-Дина.

— Что же наш хозяин не весел? Какие заботы омрачили твои мысли? Поделись ими, ибо для чего еще нужны друзья, и как говорили древние: разделенная радость — двойная радость, а разделенное горе — полгоря.

И разговоры стихли, и взоры обратились к Шамс ад-Дину.

— Как же мне веселиться, дорогие братья, — вздохнул Шамс ад-Дин, когда мне доложили — в моем городе продолжают болеть и пропадать люди. И увеличивается в прудах количество цветных рыб. Я издал указ, запрещающий под страхом смерти отлавливать и принимать их в пищу, особенно белых. И хоть здесь присутствующим ведома разгадка этой тайны, сделать мы ничего не можем. Уже летят во все страны и города и стороны гонцы, призывая лекарей и ученых людей, и магов, и богословов, и тот из них, кто поможет, до конца жизни не познает, что такое нужда. Но, боюсь, награда так и останется без обладателя.

— О-о-о, ты прибавил свою заботу к нашим заботам, — воскликнул Никто, а вслед за ним повторили и остальные.

Тогда поднялся магрибинец — тот самый, чье имя Абд-ас-Самад и кто подговорил Халифу-рыбака помочь достать ему из Пруда Дэвов перстень. Тот самый, что вынудил Камакима-вора забраться в сокровищницу султана.

— А скажи, брат, — обратился к султану Абд-ас-Самад, — перстень, брошенный тебе Халифой-рыбаком все еще в сокровищнице?

— Да, — ответил Шамс ад-Дин, — и, клянусь Аллахом, узнав сколько бед и горестей пережил ты, чтобы обладать перстнем, я с радостью верну его тебе… потом… как-нибудь.

— Благодарю величайшего среди султанов и щедрейшего среди правителей, — смиренно поклонился Абд-ас-Самад, — так как твоя забота теперь стала нашей заботой, открою я великую тайну — перстень этот не простой, и он поможет нам приручить джинна и победить тех, кто насылает его на Ахдад.