Песнь теней

– Но жить? – Под моими ногами и пальцами не было ничего. Ни ощущения таяния, ни спящей зелени, собирающейся прорваться в рост. Все мертвое, пустое, безжизненное. – Жить тяжело. Ты не сказал мне, что будет так тяжело, mein Herr. Ты не сказал об этом ни слова.

Мои конечности онемели от холода, так что я поднялась на ноги и попыталась прогнать тысячи острых иголок, покалывающих кожу. Я стала расхаживать взад-вперед по Роще гоблинов, согреваемая возбуждением и разочарованием.

– Ты не сказал мне, что жить – значит принимать решения, одно за другим, то простые, то сложные. Ты не сказал мне, что жизнь – это не сражение, а война. Ты не сказал мне, что жизнь – это выбор, и что каждый раз, когда я выбираю прожить еще один день, – это очередная победа, очередной триумф.

Теперь меня согревало не только волнение, но и ярость. Она обволакивала меня изнутри, закручиваясь все плотнее. Я сжала кулаки и стиснула зубы. Я становилась пружиной, готовой развернуться. Мне хотелось выдернуть с корнем одно за другим все деревья, хотелось ногтями прорыть себе путь обратно в Подземный мир. Мне хотелось рвать и кричать, разрывать и вопить. Мне хотелось сделать ему больно. Мне хотелось сделать больно себе.

– Я бы хотела, чтобы ты умер, – решительно произнесла я.

Лесное эхо не повторило мои слова, но моя ярость буквально звенела в ушах.

– Да, – повторила я. – Ты слышишь меня, mein Herr? Я бы хотела, чтобы ты умер!

Наконец, лес подхватил мой крик, и сотни безголосых ртов повторили: умер, умер, умер. Мне померещилось, что я услышала узнаваемый смех Веточки и Колютика, моих гоблинок-камеристок во время моего правления в качестве их королевы, и их пронзительное хихиканье поползло вверх по моей коже. Прежняя Лизель ощутила бы укор совести за свои немилосердные слова, но только не новая Элизабет. Не зря Король гоблинов учил меня быть жестокой.

– Конечно, ты бы согласился, – сказала я с горькой усмешкой. – Никто не накажет тебя сильнее, чем ты сам. Ты вполне мог бы стать мучеником. Святой Король гоблинов, готовый умереть за меня, готовый умереть за любовь.

– Но я не такая, как ты, – продолжала я. – Я не святая; я – грешница. Я бы хотела, чтобы ты умер – чтобы я смогла жить. Если бы ты умер, я бы тебя похоронила – в своем сердце и разуме. Я бы оплакивала тебя, а потом отпустила.

Я остановилась и обхватила себя руками под плащом. Моя ярость ослабела, и теперь мое тело пронизывал холод. Я обхватила ладонью кольцо с волчьей головой. Его кольцо. Кольцо, с которым Король гоблинов принес клятву верности.

– А ты вместо этого живешь не-жизнью, – сказала я, держа кольцо перед собой и глядя на него. Оно было старое, потускневшее и даже слегка безобразное. – Не-жизнь, не-смерть. Ты существуешь в пространстве между мирами, между сном и пробуждением, между верой и воображением. Я хочу очнуться, mein Herr. Я хочу пробудиться ото сна.

Я открыла замочек и сняла с шеи шнурок с его кольцом. Дрожащей рукой я положила его в центре Рощи гоблинов.

– Я не буду оглядываться, – сказала я сдавленным голосом. – Только не теперь. Ведь тебя здесь нет, и ты меня не удержишь. Я освобождаю тебя, mein Herr, точно так же, как ты отпустил меня. – Рыдания сковали горло, но я проглотила их и решительно выпрямилась.

– До свидания, – сказала я. Я не обернулась. – Прощай.

Покидая Рощу гоблинов, я то ли ожидала, то ли надеялась, что почувствую на своем плече призрачную руку. Однако, как и в тот раз, когда я покидала Подземный мир, не было ни прикосновения, ни произнесенной призрачным шепотом мольбы остаться. Но я продолжала искать его глазами, своего Короля гоблинов. Я тяжело вздохнула, и моя рука потянулась к кольцу, которого на моей шее теперь не было. Мне почудилось, что я вижу среди деревьев высокую темную фигуру, сопровождающую меня взглядом. Но я не была в этом уверена.

Потом я моргнула, и фигура исчезла. Возможно, никого там и не было, а так проявилось мое безумие, скорбная тоска моего заплутавшего разума. Я повернулась и побрела домой, навстречу своему будущему, навстречу земной жизни.

Я почти дошла до гостиницы, когда полились слезы.

Интерлюдия

Однажды ранним весенним утром дилижанс, везущий пассажиров в Вену, прибыл в гостиницу в Баварии.

Его прибытия ожидали две девушки, державшиеся за руки, – темненькая и светленькая. Простая одежда, скромный багаж, и хотя одна была миловидной, а другая некрасивой, они выглядели как сестры. На их лицах застыло похожее выражение надежды и пустоты, вместе составлявших половинки целого. Пассажиры суетились, пересаживались и ворчали, кряхтели и передвигались, освобождая место для девушек – одной пухленькой, другой тощей. Сестры взялись за руки, и темноволосая уставилась прямо перед собой, не желая признавать демонов, которых видела только она.