Песнь теней

Я нахмурилась. Он слышал такую игру прежде: он написал мне об этом в письме. И хотя его похвала мне льстила, музыку, которую мы с братом только что исполнили, никак нельзя было назвать приятной. Мое сердце болезненно сжалось. Я стала догадываться, что граф не обладает разборчивым вкусом. И хотя я была благодарна ему за внимание и желание нам покровительствовать, я не могла удержаться от предположения, а не отдает ли он дань моде. Графиня Тун и принц Лихновски опекали Моцарта и Бетховена. Возможно, этот богемский дворянин тоже подыскивал себе питомца, домашнего музыканта, обладающего нестандартным талантом. То есть, по сути, ему было все равно, какой из меня композитор. Я потерла виски, надеясь прогнать пульсирующую боль. Мне хотелось встать. Мне хотелось сесть. Мне хотелось лечь.

– Bravi, bravi. – В знак одобрения графиня сделала два резких хлопка в ладоши. – Это было как раз то, что я надеялась услышать, и даже больше.

Все, что она надеялась услышать? Крошка сомнения, капля подозрения в отношении графа внезапно слились воедино, и мне вдруг все стало ясно.

– Так это вы написали мне письмо, из-за которого я оказалась здесь. – Я не старалась быть учтивой, как она. У меня слишком сильно болела и кружилась голова, чтобы я могла думать о приличиях.

Внезапно все обрело смысл. Элегантный почерк на приглашении, то, что она обращалась ко мне мадемуазель, как и автор письма, а не фройляйн, как ее муж. Я подумала о неискушенном слухе графа, о его недостаточном энтузиазме и образовании, о том, что он явно не смог бы оценить Йозефа и меня – а вот его жена вполне.

Зеленые глаза прищурились, как будто в улыбке.

– Неужели меня так просто раскусить?

Я кивнула, но не в ответ на ее вопрос. Моя голова отяжелела, веки смыкались.

– Я слышала о вас самые необычайные истории, юная леди, – мягко продолжала она. – Слухи о… нездешней природе вашей музыки.

Я рассмеялась, но смех прозвучал искаженно.

– Я скорее смертная, – хрипло заметила я, – а не волшебница.

– Вы в этом уверены, моя дорогая?

Меня бросило одновременно и в жар, и в холод. Я дрожала помимо своей воли, мелкая судорога сотрясала мое тело, хотя в комнате было слишком тесно, слишком жарко. Меня лихорадило, но кожа оставалась липкой и холодной.

– Что… что… – Я подумала о бокалах с шерри, которые мы с братом выпили перед тем, как спуститься сюда для представления. – Что вы добавили в мой напиток? – нечленораздельно пролепетала я.

Мягкий удар, тук. Йозеф резко упал, его скрипка брякнула, стукнувшись об пол, а его изогнутая рука вытянулась и указывала обвиняющим перстом на графиню.

– Зефферль! – воскликнула я, но мои слова прозвучали приглушенно, притупленно, глухо. Я прижала пальцы к губам, но больше их не чувствовала.

Комната становилась все меньше, меня окружал спертый и застоявшийся воздух, сырой, пропитавшийся тошнотворно-сладким ароматом гниющих цветов. Я не могла дышать, не могла сделать шаг. Мои ноги отяжелели, лоб как будто сдавило железным обручем. Я повернулась к графине.

– Почему? – слабым голосом спросила я, тщетно пытаясь удержать равновесие в раскачивающейся и плывущей комнате.

– Простите меня, Элизабет, – сказала графиня, и в ее голосе послышалась подлинная печаль. – Обещаю, что это для вашего же блага.

– Кете…

– О вашей сестре и темнокожем юноше позаботятся, – пообещала она. – Им не причинят вреда.

Я падала, падала сквозь землю, в бесконечно пустое пространство под собой.

– Кто вы? – прокаркала я.

– Ты знаешь, кто мы. – Голос графини звучал как будто издалека, за мили или годы от меня. – Мы – безумные, дикие, верные. Мы – хранители Древних законов, потому что мы принадлежим Эрлькёнигу.

Элизабет.

Я открываю глаза, но не понимаю, где нахожусь. Мир вокруг окутан туманом и лишен формы, как будто я смотрю на него сквозь дымку или облако. Моему дыханию вторит странное эхо, звонкое и приглушенное одновременно, а сердце бьется громче гонга.

Элизабет.

Мой пульс ускоряется, барабанная дробь крови становится все громче. Я поворачиваюсь, с именем на губах, с восторженным криком в сердце. Mein Herr, mein Herr!

Элизабет.

Голос очень далекий, как будто нас разделяет огромное расстояние. Я бесцельно брожу по серому миру в поисках формы, света, тени, чего-то, что придало бы моему окружению вес и глубину. Где я? Мне это снится?

Со всех сторон поднимается вой и похожее на звон колокольчика лаянье гончих. Оно гулко отдается в моей груди. Я чувствую, как этот звук ползет по горлу, рвущийся, раздирающий, серебристо-сладкий и резкий. Мне хочется закричать, не от боли, а от охватившего меня безумного бреда. Я чешу шею, мне хочется разодрать кожу до крови, но зачем, я не знаю, – чтобы высвободить свой голос или чтобы сохранить его взаперти.

Элизабет!

Я отдергиваю руку и вижу, что кончики пальцев выкрашены не в красный цвет, а в серебристый. Я, не моргая, гляжу на свои ногти, пытаясь нащупать в этой картинке смысл, когда из бесформенного мрака вдруг проступает чудовище.