Горожане поймали ребенка, который брыкался, дрался и сопротивлялся, как дикий звереныш, коим он и был, и принесли его в церковь, где было приготовлено ложе для колесных дел мастера. Но от него самого не осталось и следа. Ни слуху, ни духу, ничего, кроме последней гротескной фигурки: стройного юноши с лицом мастера и ухмылкой гоблина.
Древний монастырь
– Расскажите мне о вашем брате, – попросила графиня.
День выдался мягким для поздней зимы, и мы с графиней устроили пикник на воздухе. Уже четвертый день подряд Йозеф не присоединялся к остальным домочадцам во время еды. Любой. Завтрак, обед, чай, ужин – Йозеф пропускал все. И только крошки на его подносе за дверью каждое утро успокаивали меня, подтверждая, что он хотя бы что-то ел.
– Йозеф? – Я удивилась, что она спросила о нем, а затем с опозданием отругала себя за эгоистичность и самовлюбленность. Он был еще одним гостем – заключенным – супругов Прохазка.
Графиня кивнула, намазывая на булку сливочное масло.
– Я его почти не видела с тех пор, как мы приехали, хотя и слышала, как он играет на скрипке. Изысканно. У вашего брата необыкновенный талант.
Я вздрогнула. Наши пути не пересекались после ссоры в тот первый вечер, когда мы прибыли в Сновин-холл, но время от времени я замечала Йозефа на территории поместья со скрипкой, погруженного в свои мысли. С его музыкой я сталкивалась гораздо чаще, чем с его физической оболочкой: высокий, сладкий голос его инструмента часто пел в заброшенных холлах и коридорах поместья.
– Да, – ничего не выражающим тоном произнесла я. – Это так.
Хозяйка искоса посмотрела на меня.
– И как он? Я понимаю, что все это, – она указала на Сновин-холл, на поместье, на Подземный мир, – стало тяжелым опытом для вас обоих.
Порой я ненавидела ее зеленые глаза, которые смотрели то с осуждением, то с сочувствием. Я по-прежнему ей не доверяла, но бывали моменты, когда мне хотелось ей открыться. Бывали моменты, когда я чувствовала себя такой одинокой и мне так хотелось иметь подругу, наперсницу, что я была почти готова прогнать все свои подозрения и принять ее в свою жизнь. Я была так изолирована и лишена всего и всех, кого знала и любила, – мамы и Констанцы, Кете и Франсуа, и Йозефа, особенно Йозефа, – что я ничего не могла с собой поделать и ощущала соблазн принять ее поддержку, опереться на нее так же, как она опиралась на свою трость.
– Я… я не знаю, – сказала я. – Йозеф и я… мы поссорились.
Я ненавидела себя за то, что призналась ей, но чувствовала при этом и определенное облегчение.
– Из-за вашего прошлого в роли Королевы гоблинов? – мягко спросила графиня.
Я удивилась.
– Как вы?..
Она рассмеялась.
– О, дитя, – сказала она. – Всегда будут находиться те, кто завидует нашему дару. Прикосновению к нам Подземного мира. Я обожаю Отто, но не могу делать вид, что он женился на мне исключительно по любви.
Я принялась за еду. Ревность Йозефа к моей связи с Королем гоблинов была гнойной раной между нами, но это не было единственное ранение, разъедавшее наши отношения. Мой брат больше остальных имел право на Подземный мир и его магию. Он был создан из этой магии, хотя и не знал об этом. Хотя я не хотела, чтобы он об этом узнал. Я боялась того, что может сотворить это знание с ним. С нами.
– Как… как вы с этим справляетесь? – спросила я.
Графиня выдержала паузу.
– С чем?
– С одиночеством. – Я не осмеливалась на нее взглянуть.
Прошло много времени, прежде чем она ответила. Я чувствовала на своем лице эти глаза, острые и ищущие, и не знала, что делать – избегать ее сочувствия или радоваться ему.
– У вас есть судьба, – наконец, произнесла она. – И я не стану врать и говорить, что путь будет легок. В живой памяти больше нет никого, кто бы сделал то, что сделали вы: вышел из Подземного мира и жил дальше. Даже я, последний потомок первой Королевы гоблинов, не знаю, что это такое.
В горле застыл ком, я не могла даже сглотнуть. Я одна. Я всегда буду одна.
– Но если бы ваш брат любил вас по-настоящему, он бы понял, – мягко сказала графиня. – Так или иначе, Подземный мир коснулся каждого из вас.
Я напряглась, и где-то в глубине раздались тревожные звоночки. Правда об истинной природе моего брата, о том, что он – подменыш, была тайной, которой я не делилась ни с кем, даже с тем, кто больше всех заслуживал ее услышать.
– Что вы имеете в виду?
Она склонила голову набок и загадочно улыбнулась.
– Он необычайно одарен в музыкальном плане. Говорят, что искусство и гений – плоды Подземного мира. В конце концов, мы ведь принадлежим
Мои плечи расслабились.
– Понимаю, – сказала я и прикусила губу. – Но достаточно ли этого?
– Для вас или для него? – В ее глазах загорелся хитрый огонек.
– Для нас обоих, – ответила я. – Ревность может быть ядом.
Я должна была знать. Я завидовала брату всю жизнь.
– Только вы и он можете сказать, – ответила она мягким голосом. – Для кого-то любовь преодолевает ревность. У кого-то ревность и зависть берут верх над любовью. Кто вы и кто он – это вопрос, на который можете найти ответ только вы вдвоем.