Песнь теней

Я лежала с закрытыми глазами, и в голове стали мелькать образы. Тени облаков, проползающие по красной плитке в солнечных пятнах. Монастырь, глядящий, опустив нос, в раскинувшуюся под ним долину. Имена монахов, высеченные в горных склонах, отголоски памяти в моей голове. Алые маки, с шепотом и вздохами выпрыгивающие из белого снега. Быстрее, быстрее и быстрее длинная спираль опускалась вниз, в лабиринт моего подсознания, но я все еще не могла уснуть, не могла расслабиться. Я ворочалась и вертелась, не в силах остановить водоворот, смерч, карусель мыслей, вылетающих из основной идеи: я должна сказать Йозефу правду.

Я пнула простынь, запутавшуюся вокруг ног, и, чтобы сдержать крик, крепко сжала кулаки и зубы. Ноты, музыкальные фразы и мелодии врезались мне в мозг, и я била ладонями по ушам, чтобы заглушить шум. Ярость и разочарование скрутили мне руки и ноги, и истерика созревала в моем теле и готовилась вырваться с воплем или рыданиями. Правда о природе моего брата была ловушкой, о которую можно было споткнуться в любой момент, и я бы предпочла запрыгнуть в нее сама, чем позволить ей захлопнуться над нашими шеями и разрушить наши отношения.

Я должна ему сказать.

Я должна сказать Кете.

Я резко открыла глаза. С трудом выбравшись из-под одеяла, я вытащила себя из постели, не в силах дольше лежать неподвижно, несмотря на усталость. Я стала бродить взад-вперед перед окнами своей комнаты. Впервые за долгое время мне захотелось играть. Мне захотелось сесть перед клавиром и выразить свои чувства через пальцы, через черно-белые клавиши, через мажор и минор.

Ваша музыка создает мост между мирами.

Я подумала о том вечере, когда мы играли «Эрлькёнига» для графа и графини. Аромат льда, хвои и темных лесных дебрей наполнил тесную, душную комнатку. Шепот моего имени через завесу. Вес кольца Короля гоблинов в моей ладони, когда я очнулась от сна. Внезапное желание играть не давало мне покоя, несмотря на Дикую Охоту, несмотря на барьер между мирами, несмотря на то, что совершенно неверно и бессмысленно было возвращаться к моему искусству в тот момент, когда это было наименее безопасно.

Мне не следует.

И все же.

Почему не следует?

Буря истерики, бушевавшая внутри меня, подхватила мое маниакальное раздражение, расширила свои границы и уже охватила Йозефа, мою сестру, графиню, весь мир. Я больше не была Королевой гоблинов, больше не была хозяйкой сферы, которая сжимается и гнется по моей воле. Я не могла порвать шторы. Я не могла разбить стоящий передо мной комод. Не могла сорвать с петель дверцы бельевого шкафа. Не могла голыми руками разбить оконные стекла. Сейчас я находилась в верхнем мире, и я не могла, не могла, не могла.

Снаружи сгущались сумерки, придавая небу оттенок индиго и сделав тени лилово-фиолетовыми. Я подошла к окнам в своей комнате и посмотрела на холмы позади поместья в направлении озера Лорелеи. Я увидела графиню, идущую к маковому полю: даже в темноте ее было легко узнать по неровной походке. Одна за другой на небе появились звезды, булавочные уколы света, посеребрившие мир. В такую ночь, как эта, мы с братом представили бы себе гоблинов и фей, повсюду сеющих хаос и несчастья на спящий мир. Какие-то очертания мелькали в лесу за границами поместья, и мое воображение разыгралось.

Пока из леса, неся скрипку, не вышла суровая фигура.

Йозеф.

Он стоял и смотрел на дом. Я не могла разглядеть черты его лица, но представила, что его взгляд обращен на второй этаж, что он видит меня в моей белой ночной рубашке, резко выделяющейся на черном фоне окна. Мы смотрели друг на друга – или не смотрели – несколько долгих мгновений. Наш первый момент единения с момента ссоры. Затем мой брат развернулся и пошел обратно к маковому полю и лесу.

Я почувствовала себя так, будто меня ударили.

«Хорошо, – подумала я. – Ты больше не на первом месте в моем сердце». Я ждала, что чувство вины вот-вот сожрет плоть с моих костей и выест меня внутри до пустоты, но этого не произошло. Я не чувствовала ничего, кроме измождения и смирения.

Я устала ждать, устала хотеть, надеяться и желать, чтобы мой брат обернулся и понял меня. Этот Йозеф любил меня, я в этом не сомневалась, но он, как и многие другие, считал меня чем-то само собой разумеющимся. Считал, что я примчусь к нему в Вену и спасу его. Что приведу домой. Что буду в его полном распоряжении. Мы с Франсуа все пытались и пытались собрать его по кусочкам после того, как он развалился, но чем больше мы пытались, тем больше кусочков не находили своего места.

Тогда я подумала о Кете. Однажды сестра сказала, что я как волчок, который неуправляемо вертится вокруг своей оси, и что малейшее колебание меня опрокинет. До того момента я не осознавала, как эгоистично поступила, возложив на ее плечи этот эмоциональный груз. Мне бы хотелось, чтобы Йозеф это сейчас увидел.

«Я устала держать твое сердце».

– Я возвращаю его, – прошептала я брату, потерявшемуся в тенях снаружи. – Я возвращаю тебе твое сердце.