Песнь тунгуса

«Омкой» он называл Омское летное училище. А на самом деле Славику было не до математики. У него появилась подружка, Ленка, она училась уже на втором курсе на бухгалтера, а жила Ленка на той стороне Ангары, возле Свердловского кладбища, и он ее провожал до дома. Эта Ленка с жидкими косичками и светящимися глазами и сообщила Славику про костел и орган.

Выбрав свободное время, в ненастный декабрьский день, Мишка пошел по Тимирязева до главной улицы Ленина, которую местные называли Бродвеем, а себя — бродовцами. Эта улица шла примерно параллельно реке, так Мишке легче было ориентироваться. Мокрый снег залеплял деревья, витрины, окна трамваев и автомобилей. Город напряженно гудел всеми своими моторами. Шли люди в пальто, куртках и синтетических шубах. В некоторых окнах уже зажигался свет. День декабрьский, да еще такой ненастный, тускл.

«Иду, как в горах, — думал Мишка, — к лесу оленных труб. Вот бы удивился луча Генрих. Или тетка Зоя».

Он попытался вообразить, как бы справилась с этими всеми звуками снежного города бабушка Катэ. Как бы звучала ее песенка этого города?

Ее длинные мысли оборвались. Теперь лишь нэкукэ думает о ней. О ее небылицах, приметах.

«Ох, энэкэ, — думает он, — как же я не хочу быть ветфельдшером».

О том, что он собирается скоро сбежать из Иркутска, Мишка помалкивает в мыслях, обращенных к бабушке. Это ее, конечно, расстроило бы. А Мишку расстраивает то, что еще почти три года здесь надо жить. Даже еще больше. Все-таки в интернате в поселке ему было лучше. А здесь, в городе, он чувствует себя инопланетянином каким-то, ага. И в интернате тайга, Байкал были рядом. Здесь — как будто за тридевять земель. Мишка еще никогда так далеко от Байкала не жил. Море всегда было рядом, с тех пор, как он себя помнить начал. Волна байкальская как будто и колыбель его качала, ту самую, берестяную, о которой рассказывала обычно бабка, ну, что, мол, кочевали эвенки, а детенышей возили на оленях в берестяных коробах с мехом и мхом. Мишке даже вода моря не казалась холодной, он любил искупаться, хотя другие тут же с визгом выскакивали, бегали как угорелые по песку, махали руками. И в море ушли его родители. Он с морем теперь породнен на веки вечные.

А куда ушла энэкэ Катэ?..

Внезапно Мишка увидел, как два парня в черных заячьих шапках остановились перед пожилым мужчиной в пальто с каракулевым воротником и в бобровой шапке, рука одного резко дернулась, шапка отскочила к заснеженному окну на первом этаже, и парни быстро пошли дальше, затерялись в снегу и толпе. Мишка поравнялся с мужчиной. Тот прижимал ладонь к лицу. Отнял — и Мишка над бровью увидел глубокую рану. Мужчина ошеломленно таращился на Мишку, на других прохожих, на окровавленную ладонь.

— Что это?.. Зачем они? — растерянно говорил он.

— Ого, чем-то тяжелым приложили, — бросил на ходу кто-то.

Прохожие не останавливались возле пожилого мужчины с растрепанными седыми волосами в крови и снегу.

Мишка нагнулся и, подобрав, подал ему шапку. Но тот не замечал. Хлопал глазами, хватал воздух со снегом ртом.

— Снегом надо, — сказал Мишка.

Мужчина посмотрел на Мишку и как-то оскалился.

Кровь уже текла ему за шиворот, на шарф и воротничок рубашки. Мишка направился было к окну, чтобы собрать с него чистого снега.

— Где… моя шапка?! — воскликнул мужчина.

И тут чья-то тяжелая рука толкнула и припечатала Мишку к мокрой стене дома.

— Стоять! — резко приказали ему.

Мишка пытался оглянуться, но рука сильнее его прижимала. Так что Мишка выронил шапку.

— Подними! — приказал тот же голос.

Мишка нагнулся и взял шапку. Наконец он сумел оглянуться и увидел высокого скуластого мужчину в зеленой куртке, белой лыжной шапочке.

— Эй, чего вы паренька скрутили?

— Проходите мимо.

— Да ладно, я видел с той стороны. Мужика два гопника побили. Паренек мимо шел.

— Он на вас напал?

— Нет… Где моя шапка?..

— Пацан может на подхвате у них. Вызовите милицию, вон телефон.

— На каком подхвате?

— Мне «скорая» нужна… кровь остановить…

За Мишку заступался длинноволосый парень с намотанным поверх куртки шарфом и зачехленной гитарой за плечом.

— Я говорю, вызови милицию и «скорую», — повторил скуластый мужчина, крепко державший Мишку.

Длинноволосый направился к телефону-автомату. Снял трубку и тут же ее повесил, огляделся и пошел прочь. Мужчина в лыжной шапочке выругался. Снег под их ногами был забрызган кровью. Люди спешно проходили мимо, быстро оглядывая участников этой сценки.

— Пошли, — приказал мужчина и потащил за собой Мишку. — Мы сейчас, — бросил он пенсионеру с окровавленным лицом.

Мишке ничего не оставалось, как последовать за ним. Мужчина открыл какую-то дверь. Мишка не успел прочитать надпись на табличке.

— Где здесь телефон? — громко крикнул мужчина в коридоре. — Вызовите милицию и «скорую»!

Мишка видел его серые с зеленцой глаза, узкие, острые, с бешенинкой и боялся, что в этом коридоре никто не появится никогда…