Песнь ветра

Торов щелкнул ногтем по листу чертополоха. Все растение вздрогнуло, листья сжались, рябь пробежала по стволу и пропала. Растение застыло. Торов дернул за лист

соседнее растение, лист порвался, растение не отреагировало. Торов посмотрел на Хозяина.

«И почему меня не кусают?»

Хозяин молчал. Потрясенно молчал, надо полагать.

«Потому что это действительно трава. Может быть, раньше она и была опасна для нас, но сейчас она так… напугана, что это улавливаю даже я. Ты снял блокаду, но сам ужас не исчез. – Торов снова дернул за лист очередное дерево, – теперь блокаду транслируют они, разве ты этого не чувствуешь? Мы можем спокойно высаживаться и пропалывать кого угодно – вы сами подготовили лес к нашей высадке».

Хозяин продолжал молчать. От него не доносилось ни одной мысли. Одна из мошек поднялась к уровню груди Торова и подлетела к чертополоху. Ствол опять содрогнулся, и одна перепончатая пятерня сграбастала мошку. Где-то вдалеке прокричала птица.

– Полетели на орбиту, – сказал капитан сиплым голосом и кашлянул, прочищая горло. – Ты уникальный телепат, ментал. И сможешь придумать, как спасти планету. Как возместить убытки, предложить альтернативы – ты придумаешь, как только залезешь к ним в мозги. Или предложи им ограничить выработку единичным карьером. Вы гораздо более ценный ресурс, чем недра планеты: уникальные, универсальные переговорщики. На любом уровне, с кем угодно – я подозреваю, что хоть с муравьями. С вами, Хозяевами, они могут договориться – у вас есть что предложить. А на планете и правда растет одна трава. Опасная только для мошек.

«А ты не думаешь, что мы можем вместо ужаса транслировать агрессию и ненависть, и тогда лес снова оживет?»

«Тогда вы превратите планету в нашу Луну. И я очень этого не советую. Вас первых же и сожрут, вашими же методами. Полетели».

Пока Хозяин решался, Торов посмотрел на катер. Голубое солнце, еле пробивавшееся сквозь облака, покрывало сизым пепельным маревом и холм, и одиноко стоящий на холме катер. Даже птицы сгинули неведомо куда.

Пепел, подумал Торов. Мы ведь не всегда оставляем за собой пепел. Они должны договориться.

Он очень на это надеялся. Лунное детство снова колыхнулось в памяти и исчезло. Триста килограммов ценного ресурса глушили свой страх перед полетом в бездну. Но Хозяин, видимо, умел оперировать чьими угодно эмоциями, только не своими. Торов стал помогать.

– Ценный ресурс есть в каждом, только чтобы его разглядеть, иногда нужно посмотреть на себя через десяток-другой килопарсеков, – хохотнул он.

Но Хозяин не отреагировал. Он готовился защищать чужаков от своей планеты, а оказалось, что спасать нужно саму планету. Где-то там наверху, в темноте без воздуха, под самым носом у испепеляющего Бога.

Но землянин помогал изо всех сил, и зверь, наконец, решился.

«Я готов. Полетели».

Зов раковины

Лицо мальчика лучилось весельем и беззаботностью. Тот же пацан, теперь сомнений в этом не оставалось. Най еще пристальнее вгляделся в снимок – ну да, те же черты, будто руку резчика вела сама Иснея, покровительница скульпторов и подобных художеств.

Вольная ищейка Най Виперс – охотник за головами и обладатель сущей прорвы профессиональных умений, откинулся в кресле. Одну его способность – фотографическую память на лица, теперь следует присовокупить к другой – цепкому аналитическому уму, и из этого что-то может получиться.

Най закрыл глаза, вспоминая, как все это началось, а заодно еще раз пробегая по ключевым деталям. Известная скульптура «Идиллия». Изваял ее по малодостоверной версии сам Леонсо – южанин, как известно, лет эдак полтораста назад. Мальчик сидит в обнимку со своими родителями. Известный мифологический сюжет, олицетворение детского счастья. Впрочем, людьми искусства такие сюжеты всегда использовались сплошь и рядом, да и впредь будут использоваться к месту и не к месту… «Идиллия», видимо для большей восприимчивости, установлена в огороженной, освещенной нише музея, чуть в отдалении от остальных экспонатов. А лицо пацана находится в вполоборота к посетителям, поэтому никто до сих пор не понял, в чем тут схожесть. Вернее, в ком. По изощренной своей привычке Най, пару недель назад забредший в музей по случайному поводу, чисто машинально принялся воображать, как этот парень будет выглядеть анфас.