Кто славы просит, кто женщин,а я — себе не дурак! —прошу извилин поменьшеи чтоб потолще кора.Чтобы — в висках, во лбу ли —воспринимались впроклюбые земные бурикак бархатный ветерок.Чтобы давильня утроми вкрадчивый голос днемни злобою, ни инсультомне отозвались в нем.Чтоб как ноге — коромысло,как сырость дождя — волне, —вторые и третьи смыслыневедомы были мне.Чтоб взор мой незамутненный,встречая подобный взор,искренне и влюбленносмотрелся в него в упор.И я изведаю счастьеи мимо пройду, авосьне зная, каких напастейизбегнуть мне довелось.Я стану и тих, и кроток,и, веруя в этот сон,спокойствием идиотая буду вознагражден.16 апреля 1977
Ах, Израиль!
Ах, Израиль, как здесь пьется, как поется!Жизнь подмигивает: «Главное — не ной!Ты же знал, что начинать с нуля придется!»Да, конечно! Но не знал, что значит «ноль».Вот я кругленький и гладкий, словно нолик,в инкубаторе олимовских[6] цыплят.Все пищат, толкутся, зерна экономят —старики и молодые — все подряд.Эти вскоре петушками оперятся,эта — курочкой на жердочку вспорхнет.А седым — таким, как я, — куда деваться,где усталое их сердце отдохнет?Все, что нажито, — то брошено, забыто.Не о тряпках я, конечно, говорю.Уважение к себе — вот что убито!То есть именно все сводится к нулю.Потому, наверно, столько оптимизма:«Ма шломха?[7]» — «Ха коль беседер![8]» — бьет в зенит.Но в глазах стоят картинки нашей жизни,а в «беседере» отчаянье звенит.Ноль — так ноль! Пускай же маятник качнется,Бог нам в помощь — точно выбрать путь вперед.У меня-то все, конечно, обойдется,если только не повешусь в первый год.Ах, Израиль, как здесь пьется, как поется,Жизнь подмигивает: «Главное — не ной!»14–19 сентября 1990