Песни

В стеклянной вазе на окне
живет хрустальный зайчик.
Ему ни хлеба, ни чернил —
он сам себе мирок.
С ним разговаривал во сне
четырехлетний мальчик,
его внимательно любил,
как мы — траву дорог.

И только утро настает —
в луче дрожат пылинки,
и просыпается в глазах
хрустальная гора.
А мальчик сразу о своем
припомнит поединке
и снова крикнет: «Вылезай!
Давай со мной играть.

Скажи мне, где ты был вчера,
когда проснулся дождик?
Куда уходишь ночевать?
И как тебя зовут?
Скажи, когда придет пора
идти нам к папе в гости?
Зачем еще одна кровать?
И что такое „суд“?»

А солнце двинулось чуть вбок,
и зайчик усмехнулся.
Наверно, вправду был смешон
короткий человек.
А мальчик поднял молоток,
а мальчик размахнулся…
Ведь он с вопросами пришел,
и он хотел ответ.

Тот мальчик стал уже большим
и ничего не понял.
Он до сих пор глядит в окно
и держит молоток.
А зайчик все неуловим…
А город руки поднял
и обнял ими, как венком,
расплывчатый грибок.

6–9 июля 1965

Баллада о ступеньке

Безымянному слушателю г. Томска

Бьется тело в четыре стены,
бьется мозг в черепную коробку —
весь наш путь, безнадежно короткий,
на биенья мы обречены.

Если вдуматься — смысла здесь нет:
это просто звериная жажда
сохранения права за каждым
выбирать направленье и след.

Но представив, хотя бы сейчас,
разрешение наших томлений, —
мы поймем, что в любом направленье
уже двигался кто-то до нас.

И выходит, что выбор любой,
даже если ничто не мешает,
сам собой очень мало решает
и не ценен еще сам собой.

Значит, суть заключается в том,
чтобы, выбрав любое решенье,
не терзать свою веру сомненьем,
а стремиться вперед, чтоб потом,

прорубившись сквозь косность и ложь,
сквозь сомнения, боль и усталость, —
убедиться: ступенька осталась,
и ее уже не уберешь.

И кому-то, кто вслед за тобой
пробежит там, где ты продирался,
она скажет: «Ведь тот не боялся,
так не бойся и ты, дорогой».

Вот ступенька. А раз она есть,
так не падай в тоске на колени —
ты прорубишь иные ступени…
Как мне кажется, главное — здесь.

22 октября 1977 — 8 января 1978