Песни

Начинается с немногого:
с мягких губ, закрытых глаз.
А дорога, сердце трогая,
Вдруг под горку понеслась.
И всего-то — физзарядочка:
ножки вместе — ножки врозь.
А две души в обнимку рядышком, —
все-то в них переплелось
(все насквозь переплелось).

Невозможней невозможного,
чтоб вот эти вот прыжки
в нашем теле растревоженном
так пустили корешки,
так проник балет немыслимый,
будто вовсе не балет,
будто в нем сокрыта истина,
без которой жизни нет
(без нее и жизни нет).

И уж вовсе незаметные
ни в длину, ни в ширину,
две малюсенькие клеточки
там сливаются в одну.
И с нее-то, клетки-шельмочки,
начинается рассказ
не про каждого в отдельности,
а про нас с тобой, про нас
(да, теперь уже про нас).

Что природою назначено —
достигается шутя.
Это после уж оплачено
будет жизнями дитя.
На руках, до неба выросших, —
вот он — Боже, сохрани! —
стебелек, свеча, пупырышек,
но и ночи в нем, и дни
(наши ночи, наши дни).

И чем дальше — удивительно! —
меньше дела до себя.
И не так чтобы стремительно,
но вращается Земля.
От весны к зиме вращается —
хоть успеть поплакать всласть.
Это жизнь моя кончается,
а сыночка — началась
(это жизнь во мне кончается,
а в сыночке — началась).

4 июля — 9 октября 1985

Красноярск

Дождик, хватит поливать! Слышь, не сей!
За окошком не Нева — Енисей!
Видишь, кедры поднялись по краям,
вон и трубы тянет ввысь Красноярск.

Дымный город на могучей реке,
что зажата, точно древко в руке,
и полощется на нем целый край
от Игарки до Тувы — выбирай!

Работяга-город, что говорить!
Даже песне он диктует свой ритм.
В этом ритме ходят поршни машин
и вращаются колеса турбин.

Разделен рекой на две стороны,
хорошо они друг другу видны:
справа — трубы, корпуса, корпуса,
слева — белых этажей пояса.

Здесь — работа, слева — отдых и дом.
Все поставлено умом и трудом,
все оплачено единой ценой,
и гордится сторона стороной.

Я на левом берегу — я здесь гость.
Всем по ягодке, а мне, значит, горсть.
Я спасибо не скажу — промолчу.
По-другому я ответить хочу.

Город твердых рук, внимательных глаз,
я вернусь к тебе, поверь, и не раз.
И ни разу — в это тоже поверь! —
ты не скажешь: зря открыл ему дверь.

Ладно — двери, мне важнее сердца,
что раскрылись для меня до конца.
Я доверье обмануть не смогу
и ни в слове, ни в строке не солгу.

А погодка, между прочим, права:
серый дождик — ну Нева и Нева!
Прокатиться бы за часик по всей!
Нет, товарищ, это все ж Енисей!

25–30 октября 1985

Лед шатается…