Песни

Черняв и напорист,
предчувствуя скорость
и бросив кудрявый еврейский дымок,
буксир обдал сажей
ленивую баржу
и в узкое русло ее поволок…

Закончится вскоре

пора аллегорий:
в руках полицая — всамделишный кнут.
А мы тут серьезной
не видим угрозы
(как будто с кого-то другого начнут!).

Но вот уже близко

и ватник, и миска,
и кто-то «шьет дело» любому из нас.
Вы крикнете: «Братцы!
Пора разобраться!..»
Но крикнете поздно, а надо — сейчас.

Ведь нашу Россию

с гербами косыми
на этом же самом, на горьком пути
до полного сходства —
всеобщего скотства —
однажды уже удалось довести.

И все начиналось,

как самая малость,
потом затыкались горластые рты,
потом — те, кто тише,
потом — кто, как мыши,
пока до стерильной дошли чистоты.

Не будем, как дети:

«Теперь — невозможно». —
Возможно! — покуда все спины в дугу…
И трусость, и подлость —
всегда осторожны:
в них плюнешь — утрутся. И вновь — ни гугу.

27 ноября 1967 — 15 апреля 1968

Поскольку я двадцать лет был не у дел, у предержащих в этом мире должно уже быть какое-то этому объяснение. Конечно, «Предупредительная песня» впрямую объяснение тому.

Мы читали Солженицына в рукописи. Мы слушали Галича… Стали наступать нам на пятки, проверять… У одного — обыск, у другого — обыск, этого отстранили от работы со студентами, другого в партком вызвали… Так появилась песня.

До всякой «Памяти» мне пришло в голову, что чего-то многовато евреев делали революцию! Поэтому дымок этого буксира, тянущего баржу, был именно кудрявым, именно еврейским. Мне задавали такой вопрос, но надо признаться в слабости: я не отвечал на него впрямую, как сейчас. Говорил: «Аллегория, буксир… Почему еврейский? Черт его знает, курчавенький такой…»

1989

Приглашение к вальсу