Песни

Я одну мечту лелею —
про другое не хочу:
как я с доктором-евреем
под сирену полечу.

      К черту съёмные квартиры —
      вот он, мой последний дом:
      там, где общие сортиры,
      где тумбёшка — как полмира,
      где «моген-давид адом»[23].

Доктор будет из Ирака —
губы толще, чем мои.
Он не скажет мне, собака,
отчего в груди болит.

      Будет кхакать по-арабски
      он со смуглою сестрой.
      Мой иврит понять дурацкий
      он не станет и стараться —
      недоступный весь такой.

Вот и всё! — ударит в темя
колокольчик изнутри.
Боже, что же будет с теми,
кто доверчиво сопит.

      По ночам над спящей детской
      три жемчужные столба.
      И глядеть — не наглядеться,
      но остаться не надейся:
      птичка-лодочка — судьба.

Отплываю, отплываю,
боль уносит, как волна.
Значит, так оно бывает,
так баюкает она.

      Всё тупее и тупее
      нежной точки остриё.
      Доктор, разве я болею?
      Это ж я над вами рею,
      это тело — не моё.

6-18 марта 1991

Прощание

А может это и к лучшему,
что смотрела ты только вниз
и не видела, как, измученный,
плакал мокрый карниз.

И это, наверное, к лучшему,
что не видела ты, уходя,
как ветер рвал и выкручивал
длинные руки дождя.

И, значит, все-таки к лучшему,
что глаз ты не подняла:
ведь если бы ты взглянула —
ты просто бы не ушла.

5 октября 1962

Москва, гостиница «Турист»

Прощание с другом

Сергею Черкасову

Ночь.
Мокнут рельсы пути,
и, глаза опустив,
вижу в лужах огни.
День —
день у каждого свой,
и под мокрой листвой
мы, как ветви, одни.
Год —
год по листьям скользя,
за завесой дождя
все туманней друзья.

Где —
где поднимет рука
мотылек огонька,
сигаретой дымя.
Что —
что напомнит тебе,
в твоей новой судьбе,
что напомнит меня?
Пусть
это будет не грусть,
пусть узор на ковре
или снег в ноябре.
(Юный снег в ноябре.)

20–21 марта 1971

Прощание с землей