Песни и люди. О русской народной песне

«Собрание разных песен» М. Д. Чулкова, известного писателя, этнографа, драматурга, публициста, издателя сатирических журналов и общественного деятеля эпохи Екатерины II, было выпущено в 1770–1773 гг. в составе частей I, II и III с Прибавлением. Это была не только самая ранняя, но и очень полная фундаментальная песенная энциклопедия XVIII века, составленная в основном из материалов рукописных сборников и содержавшая в себе все основные разделы песен, популярных в различных слоях тогдашнего общества. Но песни традиционные с песнями литературными в этом издании не смешаны: в конце каждой из трех частей они выделены в особые отделы. Таким образом, Чулков сразу устанавливает перед читателями четко осознанную границу между песнями «простонародными» и «художественными» — романсами, куплетами, ариями из опер. Так же отделяется песня крестьянская от литературной и в целом ряде более мелких песенных изданий после «Собрания» Чулкова — в песенниках конца XVIII века.

Популярность фольклорной песни в XVIII столетии имела свои глубокие корни. Прежде всего, конечно, была очень крепка бытовая традиция, унаследованная от предыдущих веков; вместе с тем интерес к фольклору был обусловлен определенным историческим этапом в развитии русской культуры. Основной общественно-политической его предпосылкой являлась связь с одной из важнейших проблем русской общественной мысли XVIII века — крестьянским вопросом.

Отношение к этому вопросу резко размежевывало два лагеря — реакционный крепостнический и передовой лагерь антикрепостников. Выступая против крепостников-реакционеров, русские просветители защищали национальные основы русской культуры. Широко захватывая социальные проблемы, они ставили и проблемы народности литературы.

Эпоха классицизма кончалась. Распад классических традиций в литературе совпадал с усилением антифеодальных демократических настроений в русском обществе. В поисках жизненной правды, нащупывая первые шаги к будущему реализму XIX века, русская литература 1770–1790 гг. объединяла многообразные линии своего развития в едином общем течении — сентиментализме.

Сентиментализм с его «простым» героем из среднего класса или народа, с желанием свободно и просто говорить об интимных переживаниях и настроениях человека, с идеализацией жизни на лоне природы создавал благоприятную почву для освоения литературных богатств народной лирики. Представителям консервативного дворянства, бывшим не в состоянии принять зарождавшиеся капиталистические отношения, сентиментализм давал возможность уйти в привычный мир сельской усадьбы, где одной из «приятностей» жизни была народная песня, которою можно было умиляться, восхищаться, которой можно было подражать. Домоседы-помещики, отдыхая под сенью прадедовских кущ, мечтательно слушали пение своих крепостных и мурлыкали сами себе под нос «Я вечор, млада, во пиру была» или «Ах ты поле мое, поле чистое». Восхищаясь внешними элементами фольклорной поэтики, поэты-сентименталисты из дворянской среды старательно насыщали ими свои любовные элегии и эклоги. Но стилизации эти были далеки от подлинной народности; их изысканная чувствительность звучала слишком фальшиво рядом с глубоким эмоциональным наполнением подлинной народной лирики.

Как за речкою, как за быстрою.

(Иванов Е. П.

Русский народный лубок.

М.—Л., 1937, с. 77, л. 10).

Совершенно иначе, чем поэты-сентименталисты, подал современникам песенный фольклор демократ Михайло Чулков. В фольклорных разделах опубликованного им песенного свода были сила и правда, которых нельзя было заслонить слащавым стремлением «облагородить», олитературить подлинное народное слово. Чулков не переделывал народную песню и не прикрашивал ее: он подавал фольклорные тексты во всей их свежести, — порою, может быть, и несколько грубоватой, но всегда непосредственной, искренней и потому привлекательной. И хотя его «Собрание» было далеко не научным, достаточно любительским изданием, этой подлинностью фольклорного материала оно сыграло очень большую роль в истории сохранения и изучения нашей традиционной народной песенности. После Чулкова песни его сборника многие издатели перепечатывали в своих песенниках в обработках и с изменениями, подсказанными эстетикой сентиментализма; в результате многочисленных правок и переделок условно прикрашенный, приглаженный селянин вытеснил со страниц этих песенников русского мужика, громкий голос которого — то веселый, то насмешливый, порою и грубоватый — явственно слышится в «Собрании разных песен». Но это «Собрание» существовало, оно было непреложным документом, не считаться с ним было нельзя. И резонанс его в читающем русском обществе был огромен.