Конечно, очень помогал нам фонограф. Вначале, в 1920-х годах, когда деревня не знала ни радио, ни телевидения, техника звукозаписи поражала. Фонограф привлекал, но иногда и отпугивал. Сколько раз приходилось нам доказывать певицам (особенно, конечно, пожилым), со страхом заглядывавшим в черный рупор, что это — аппарат, а не нечистая сила, что «труба» не втянет в себя певиц, как они этого опасались, а только запишет на валик их голоса; объясняли во всех подробностях устройство фонографа, его назначение и цель нашей работы.
Нас слушали всегда с большим вниманием. Соглашались, что «машина» у нас действительно хорошая («видать, смирная… вроде молочного сепаратора»). И, спев в «трубу», с восторгом вслушивались в то, как она «отпевала обратно» спетое. Год за годом страхов было все меньше, а доверия и интереса к нашей работе все больше. Фонограф и затем — магнитофон переставали быть диковинкой, и только самые древние бабки еще приписывали ему какое-то дьявольское происхождение и каннибальские замашки. Среднее же поколение, не говоря уже о молодежи, ничему не удивлялось.
И то, что было сначала в диковинку, постепенно перерастало в сознательное уважение к науке, к самим себе и своему искусству. Росла гордость своим мастерством. Росла благодарность к людям, которые ради науки переносили все трудности и тяготы путешествий по неведомым им местам, по лесной глухомани, по бурному морю и опасным порожистым рекам. И по мере роста в деревнях общей культуры сближение исполнителей и собирателей шло обычно все легче и быстрее.
Так бывало и на северных реках, и в Вологодчине, и на Урале, и в Поволжье. Люди радовались, что их записывают, что их песни не забудутся, станут достоянием науки, прозвучат по радио. Лишь однажды в приволжских степях пришлось нам встретиться с равнодушием и апатией населения: свои песни тут тоже любили и знали, но лишний раз спеть для нас соглашались неохотно. Вместо привычных нам широких улыбок и добродушного «приходите, приходите!» мы увидели изумленные, не слишком довольные лица и услышали откровенно неодобрительные восклицания:
— Ой, господи! Ой, надо же! Дожили!
Но когда нам удалось преодолеть эту инертность, люди оживились и запели; запели прекрасно и жалели, когда через несколько часов напряженной работы мы начали свертывать нашу аппаратуру.
— Чего ж вы сначала-то петь не хотели? — удивлялись мы.
— Да вот поди ж ты, — отвечали запевалы, недоуменно разводя руками, — пока собирались, да пока надумались, да пока что… А ведь сколь хорошо распелись-то! Нет, бабы, надо собираться почаще, петь вместе, ведь песен-то у нас гора. И песни-то всё хорошие!
И, расходясь, забыв о нас и о магнитофоне, уже по своей инициативе с очевидным удовольствием во всю мощь «ревели» на улице:
И песня, действительно, была хорошая.
Самые разнообразные наблюдения над жизнью традиционной песни делали мы в процессе нашей полевой работы. Понятно, конечно, что не все старые жанры живут сегодня в народном репертуаре одинаковой жизнью. В то время как одни из них быстро и незаметно уходят в тень, другие выдвигаются и вызывают к себе неустанное внимание. Если такие песни-реликты, как заклинательные и игровые, обретают вторую жизнь только на эстрадах в программах художественной самодеятельности, а песни величальные сосредоточились исключительно на свадебных пирах, то лирические песни поются всеми и всюду — от бабушек до внучек. Да, именно так — от бабушек до внучек, потому что деды и внуки поют значительно меньше и репертуар их тематически более ограничен.
Традиционная песня живет не только в больших общеизвестных и общепризнанных хорах, выступающих от лица своей области на крупных эстрадах. Рядом с этими хорами по всей стране рассыпаны тысячи небольших деревенских семейных и добрососедских коллективов, в которых участвуют любители старой песни. Здесь сходятся люди разных возрастов, разного образования, разного рода занятий. Они собираются обычно по вечерам после работы в доме своего руководителя или запевалы — особо «певкого» и опытного знатока традиционной песни — и часами наслаждаются любимым искусством. О них могут не знать даже самые, казалось бы, заинтересованные в этом деле местные краеведческие и музыковедческие ячейки. Помню, как однажды, работая в Ярославской области, мы очутились в маленьком городке Данилове и обратились с вопросом о местных народных песнях к учителям школы, к местным музыкальным педагогам и к самому председателю Даниловского общества краеведения. Очевидно, только хорошее воспитание помешало всем им откровенно поднять нас на смех, но ответы их были полны нескрываемой иронии:
— Народные песни? В Данилове? Да откуда им тут быть? С чего бы? Живем тут всю жизнь — и ничего подобного не слыхивали. Нет, напрасно вы на нас время потратили. Ничего такого у нас отродясь не бывало. И не ищите!