Песни мертвого сновидца. Тератограф

Порой он, конечно, набредал на кое-какие отрывки из книг, что подводили к этому идеалу, намекая читателю, — почти предупреждая его! — что страницы перед его глазами вот-вот предложат вид из бездны и прольют колеблющийся свет на все его галлюцинации, дадут ему шанс стать ветром мертвой зимы и яриться от всего, что в тепле и свете ютится. Но вскоре все эти многообещающие рифмы сменялись невнятным бубнением — перед миром привычных вещей будто извинялись за покушение на святое, и дискурс переходил в область беспочвенных и избитых до невозможности амбиций. Заходила речь о мечте достижения какого-то абсолютного незапятнанного блага, а мистическое знание выставлялось простой ломовой лошадью, прокладывающей борону к этой мечте.

Видение катастрофического просветления поминалось походя, а затем отбрасывалось в сторону. Сухой остаток являл собой метафизику столь же систематически тривиальную и опрометчивую, сколь и мир, который она намеревалась победить, указывая путь к какому-то гипотетическому состоянию чистой славы. Но никто из авторов этих руководств не понимал, что отбрасываемое и было откровением.

Тем не менее книга, содержавшая хотя бы приблизительный намек на искомый абсолют, могла бы послужить его целям. Обращая внимание книгопродавцов на отдельные выдержки из таких книг, Виктор Кирион обычно говорил:

— Меня интересует вот этот предмет… точнее, область изысканий… Ну, вы понимаете, какая… и вот мне любопытно, не могли бы вы порекомендовать мне некие другие источники, в которых я мог бы почерпнуть…

Иногда его направляли к другому книжному продавцу или к владельцу частной коллекции. Иногда случалось, что он был нелепейшим образом неправильно понят — и тогда оказывался на грани принятия в общество, посвященное простому дьяволопоклонничеству.

Книжный магазинчик, который он сейчас обыскивал, представлял собой лишь незначительное отклонение от типажа, который столько раз очаровывал и разочаровывал его. Но он уже знал, что следует действовать с осторожностью и беречь свое драгоценное время. Если эта лавка что-то скрывала, то явно не среди книг, только что отсмотренных им.

— Вы видели хозяина? — спросил кто-то, стоявший совсем рядом, и Виктор вздрогнул от неожиданности.

Он обратился на звук голоса. Незнакомец был маленького роста и носил черное пальто, волосы у него были черные и свободно падали на лоб. Помимо внешности, во всей его манере держаться просматривалось что-то, отчетливо напоминающее ворона, или даже стервятника в ожидании добычи.

— Покинул-таки свою келью? — спросил человек-ворон, кивнув в сторону стола.

— Простите, но я никого не видел, — ответил Кирион. — Я и вас-то только заметил.

— Ступаю как мышь — поди меня заслышь. Видите эти ножки-крошки? — И мужчина указал на до блеска отполированную пару черных туфель.

Не думая, Кирион посмотрел вниз; затем, чувствуя себя обманутым, снова взглянул на улыбающегося незнакомца.

— Вы, сдается мне, заскучали, — сказал человек-ворон.

— Простите?..

— Это вы меня простите. Больше вас не потревожу.

Низенький мужчина затопал прочь — плащ парой крыльев схлопнулся у него за спиной. Дойдя до дальних полок, он углубился в изучение сваленных на них томов.

— Я вас здесь первый раз вижу, — вдруг сказал он громко, через весь зал.

— Я здесь раньше и не бывал, — ответил Кирион.

— А вот это читали? — спросил мужчина, сняв с полки книгу в черной обложке, без меток и названия.

— Не читал, — ответил Кирион, даже не взглянув на находку человека-ворона.

Показывая свое равнодушие и нежелание болтать, он надеялся избавиться от этого маленького чужака, подспудно внушавшего ему некое беспокойство.

— Вы, похоже, ищете какую-то диковину, — заключил мужчина, как ни в чем не бывало втиснув книгу на место. — И уж я-то вас понимаю. Знаю, каково это — хотеть то, чего нигде уж нет. Не приходилось ли вам слышать о книге, особенной такой книге, которая и не… словом, которая не есть книга о чем-то, а сама и есть это что-то?

Эти слова неприятного незнакомца вдруг заинтриговали Кириона.

— Звучит интересно, — начал было он, но мужчина-ворон вдруг громко каркнул:

— Вот он! Явился! Извините, покину вас.

Хозяином оказался гладковыбритый лысый джентльмен, двигавшийся с нетипичной для столь тучных людей грацией. Он пожал руку человеку-ворону, и вместе они пошли что-то обсуждать вполголоса. Их речь была слишком тихой, чтобы Виктор мог различить хоть слово, а потом хозяин, этот гробовщик книжного дела, и вовсе повел гостя прочь, в темноту по ту сторону стола. В дальнем конце черного коридора вдруг ярко очертился освещенный прямоугольник — это отворилась дверь, приняв в себя массивную тень о двух головах.

Оставшись наедине с собой среди никчемных нагромождений никчемных книг, Виктор почувствовал себя брошенным и никому не нужным. Ожидание вдруг стало оскорбительным, а желание пройти следом за лавочником и гостем — нестерпимым. Поддавшись ему, Виктор осторожно ступил на порог тайной комнаты и огляделся.