Именно игры в войнушку отец Пола надеялся избежать. Когда Пол был совсем малышом, ему не покупали игрушечных ружей, оловянных солдатиков, самолетиков, вообще ничего интересного не покупали. Отец — как пить дать, ярый член Движения за ядерное разоружение или «Гринпис» — упорно отказывался дарить Полу на день рождения или на Рождество то, что сын просил. Мать хотя и заявляла, что она женщина независимая в мыслях и поступках, но в общем и целом соглашалась с пацифизмом мужа. Когда она сталкивалась с насилием, внутри у нее всегда что-то сжималось. Один лишь вид Пола, когда тот держал палкy, точно это автомат, доводил ее до слез. А отца Пол буквально бесил. Но из-за своих принципов он не мог выплеснуть ярость в виде откровенной агрессии или, на худой конец, дозированного насилия. А потому, как бы сильно Пол ни злил отца, его никогда не били и даже не бранили. Вместо этого его приглашали к кухонному столу, спрашивали, не хочет ли он пить, и вручали стакан молока или апельсинового сока; спрашивали, все ли нормально в школе, и совали пирог или печенье; спрашивали, не хочет ли он пригласить друзей, и говорили, что они очень его любят, а затем спрашивали, знает ли он, что делает оружие с людьми.
Вот в такие мгновения Пол ненавидел отца особенно сильно. Пол ненавидел его за отсутствие в нем силы. Если отец упорствовал, Пол заявлял, что обожает Войну. Под «обожает» подразумевалось, что он сознает все значение Войны, что это Война сделала жизнь людей, всю жизнь, такой, какая она есть. Жизнь — это Война. Жизнь — это битва. А сидеть с фальшиво-дружелюбными рожами за кухонным столом и притворяться, будто все иначе… Так может вести себя только тот, кто боится. Вот как Пол понял, что его отец — трус. Иногда он чувствовал, что отцу очень хочется ударить его. Но трусость отца была столь велика, что он не мог взглянуть в лицо даже собственной агрессивности. В таких случаях отец поворачивался к матери и стонал:
— Ну я не знаю, чем его пронять. Попробуй ты.
И за это признание в слабости Пол еще больше ненавидел отца. Все эти кухонные посиделки означали для него одно — презрение, океан презрения, пучину презрения.
— Пол, ты понимаешь, почему мы с матерью… почему мы не хотим, чтобы ты играл в игры, связанные с насилием?
Это была борьба, в которой одна из сторон боролась против самой идеи борьбы. Родители Пола, пребывая в плену политических заблуждений, боролись за лучший мир — за мир без насилия, и для этого воспитывали сына лучшим, по их мнению, методом — без насилия. А Пол, как и все остальные члены Команды, видел много дальше своего ближайшего окружения, он заглядывал во внешний мир — в мир, который и не собирался улучшаться, который если и менялся, то исключительно к худшему. Пол готовил себя к настоящей реальности, а родители обрабатывали его, готовя к реальности, которую смутно надеялись создать — если наберется достаточно людей, которые смогут достаточно успешно обработать своих детей. Нетрудно заметить, чья логика разумнее.
— Может, нам стоит переехать? — спросил отец Пола. — Пожить где-нибудь еще. Уверен, что это все его друзья.
— Но ты же видел, как сильно он скучает, когда мы не пускаем его к ним.
— Ты знаешь, что он бьет жену? — сказал отец Пола. — Мать Эндрю, он ее бьет.
— Пол, — сказала мать Пола, — почему бы тебе не подняться к себе? Сегодня я освобождаю тебя от посуды.
Пол вышел из кухни, но подниматься к себе не стал. Он подслушивал.
— Ты не должен говорить такие вещи в его присутствии, — прошептала мать.
— Почему? — спросил отец. — Может, он наконец перестанет его боготворить. Он должен знать всю правду.
Редко зависть Худшего отца к Лучшему отцу проявлялась столь открыто. Худший отец знал, что сын любит отца Эндрю гораздо сильнее, чем его. Он искренне считал, что как человек и как отец он много лучше и потому больше заслуживает любовь сына. Но добиться ее он мог, лишь став похожим на того, кого так ненавидел. Один из принципов отца Пола заключался в том, что нельзя навязывать другим свои принципы. Даже детям.
— Ты видела синяки у нее на лице? В смысле, когда он выпускает ее на улицу. Боже.
— Видела, — ответила мать Пола.
Пол вернулся на кухню.
— Я слышал, — сказал он. — Я слышал все, что ты сказал.
Отец вскочил.
— И я считаю, что это правильно, — сказал Пол. — Да, правильно, что он ее бьет.
— Нет! — крикнула мать Пола.
Отец подошел к Полу — разъяренный как никогда.
«Ударь меня, — молил Пол. — Ну пожалуйста, ударь меня».
Но отец, конечно, не ударил: он для этого был слишком слаб.
Глава четвертая
ПИТЕР